Токио. Долго и счастливо

Мы поднимаем чашечки и вдыхаем аромат алкоголя. В нос ударяют сладкие нотки, и мы с тостом «канпай![58]» пьем. Холодное рисовое вино теплом растекается в животе. Еще несколько глотков – и мои конечности тоже согреваются. Нам подают сашими из морских гребешков и желтохвоста. Опять пьем. Когда приносят якитори[59], бутылка уже пуста, а мои щеки пылают.

Саларимены разгорячились, их галстуки расслаблены. Еси подмигивает девушкам с розовыми волосами, и те громко хихикают. Боже, надо же иметь такую власть над противоположным полом.

На очереди цзяоцзы – жареные пельмени со свининой. Обмакнутые в масло из перца чили, они обжигают мне рот, но впитывают в себя саке, и я трезвею. В этот самый момент саларимены заказывают нам сетю[60]. Он крепче саке, но такой же вкусный. Мы пьем за них, за бар, за ночь, за Токио. Мой живот вот-вот разорвется, а шеф-повар ставит перед нами агедаши – жареный тофу. Наконец Така заказывает маринованные внутренности кальмара. Я их не ем – просто смеюсь, когда он проглатывает их все разом.

Еси оплачивает счет.

– Что теперь? – Мне хочется продолжения. Я чувствую легкость. Свободу. Щеки горят от смеха. Вариантов – море. Така предлагает поехать в местную школу – там горный сектант, исповедующий смесь буддизма и синтоизма, будет ходить по горящим углям. Мне интересно.

Еси допивает остатки спиртного, а Така потирает живот.

– Нет. У меня есть идея получше. – Мой братец озаряет меня улыбкой, не вызывающей ни капли доверия.

Мы идем за Еси. Шаткой походкой он направляется в соседний караоке-бар. К нам присоединяется компания саларименов вместе с розоволосыми девушками, с которыми Еси идет в обнимку.

Рядом со мной идет один из саларименов. Его воротничок расстегнут. Он молод и симпатичен; прядь темных волос падает ему на глаза. Он хочет попрактиковаться в английском.

– Супа, – говорит он, указывая пальцем на другую сторону улицы.

– Супермаркет, – отвечаю я.

– Сюпэмакет, – медленно произносит он и пальцем показывает мне на грудь. – Охиме.

– Изуми.

– Нет. Охиме, – качает он головой.

– Принцесса, – раздается за спиной голос Таки.

– Принцесса, – повторяет парень.

В голову медленно прокрадывается прежнее «нельзя», но Еси, видимо, считает, что все в порядке. Никто не пытается достать камеру и сфотографировать нас. Эта мысль не покидает меня. Алкоголь тем временем притупляет сомнения и дурные предчувствия.

В караоке еще шумнее, чем в идзакае. Стены вокруг стеклянные. Мы как будто в каком-то футуристическом фильме о вампирах. Поднимаемся по узкой лестнице наверх и, завалившись в отдельную кабинку, плюхаемся на виниловые сиденья. Приносят напитки – саке с давленым киви, мартини с шоколадной крошкой и бутылки с пивом.

Еси рассказывает мне, как ему жилось отдельно от императорской семьи – потрясающее время. Затем он спрашивает, какой мой любимый цвет и группа крови, знак зодиака и где я стригу волосы.

– Третья, – отвечаю я и тут же добавляю: – Положительная. Прямо как я сама по жизни.

Розоволосые девушки поют песню Хидэто Мацумото – это он изображен на их одежде. Рок-музыкант, ставший символом сопротивления, в тридцать три года покончил жизнь самоубийством и теперь, по словам Еси, превратился в культового героя. Говорят, на его похороны пришло пятьдесят тысяч человек.

– Мы совершенно несовместимы. У меня вторая группа. – Он строит гримасу. – Ты совсем не говоришь по-японски? – спрашивает Еси, отдирая этикетку с бутылки пива.

Я делаю глоток, во рту вкус шоколада с мартини.

– По правде говоря, нет. Но я учу.

Старые сомнения щекочут мне затылок. Странное ощущение – сливаться с посетителями бара, но все равно быть чужой. В цвете их глаз, волос, кожи – узнаю себя во всем, кроме манер, обычаев. Я думала, что с Японией все будет иначе, что вписаться в местное общество будет так же просто, как надеть старый свитер. Одно мне кажется знакомым, зато другое я не смогу понять никогда. Сегодня я шагнула за порог двери – в Токио. Но это не мой дом.

Вкратце рассказываю Еси историю моей семьи, как я потерялась, не успев родиться. Он не сводит глаз с горлышка бутылки.

– Все непросто. Понимаю. – Он поднимает на меня взгляд. – Думаю, у нас с тобой больше общего, чем кажется. Не представляю, как можно продать семью, зато прекрасно знаю, как можно продать семейный уют. Будучи принцем, я никогда не чувствовал себя в своей тарелке.

Думаю о том же. Киваю – больше добавить нечего. Еси понимает, каково это – быть частью того, чему ты не принадлежишь. В голове так и кружится мысль: здесь меня ждет та же судьба? Я гоняюсь за призраком? Я обречена на вечное скитание?

Така берет микрофон и затягивает что-то медленное и меланхоличное, похожее на колыбельную. Сняв пиджаки, саларимены приглашают на танец фанаток Хидэто. На них сыплется конфетти.

– Я скучаю по своей квартире в городе, – говорит Еси.

Мило ему улыбаюсь. Мне хорошо знакомо это чувство: желать чего-то другого – места, которое можно было бы назвать своим.

– Я бы с удовольствием посмотрела на нее.

Он пожимает плечами.