Токио. Долго и счастливо

Я набираю в ответ что-то вроде «Со мной все в порядке, увидимся завтра» и благодарю за классную ночь. Думаю, лучше не вдаваться в подробности про мусорную клетку и спасение ее императорского высочества. Совсем не хочется еще раз переживать это унижение.

Задерживаю взгляд на Акио. Гнев во мне пылает ярким пламенем.

– Может, одним жучком со мной не обойтись? Надо бы надеть мне на шею электроошейник, как считаете? – Ужасные, просто жуткие изобретения. – Было бы проще. Когда видите, что где-то я оступилась, просто жмете на кнопку – и разряд.

Он скрипит зубами.

– Ну так что? – не унимаюсь я.

– Вы и правда ждете ответа? Я-то думал, что вопрос риторический. – Смотрим друг на друга. Ох, ну почему я не умею стрелять лазерными лучами из глаз. Он сердито проводит рукой по голове. – Простите.

Я моргаю в ожидании, что земля вот-вот проглотит меня, что по небу пронесутся страшные тени – вестники конца света. Акио только что извинился? Осознание приходит не сразу. И правда.

Разглаживая джинсы, смотрю в окно – мы проезжаем мимо парка. В саду под цветущей сакурой целуется пара, подсвечиваемая уличным фонарем. Вокруг них бумажными снежинками трепещут цветы. Едва распустившиеся бутоны уже погибают. «Моно но аварэ» – это японское выражение означает любовь к мимолетному, эфемерность бытия.

– Удрать из дома, воспользоваться туалетом и повернуть не туда – вовсе не конец света, – говорю я Акио.

– Вы правы. – Его голос ровный, спокойный. – Простите еще раз. Я злюсь не на вас – на себя. С вами могло что-то случиться, и в этом была бы моя вина.

– Забудьте. – Вот и весь мой ответ.

Когда мне было пять, я решила, что боковые колеса на велосипеде мне больше не нужны. Поэтому я сняла их, не спросив у мамы ни разрешения, ни помощи. Проехав секунд пять, я упала. Шлема на мне не было. На затылке мне наложили два шва. Кровь хлестала беспрестанно; маму сковал страх. Единственным оружием против беспомощности для нее стал праведный гнев.

Мы оба молчим. Мне надоело смотреть в окно, но и с Акио не хочется пересекаться взглядом. Газета трется о мою ногу. На первой полосе – моя фотография в аэропорту. Любопытство берет надо мной верх.

– Что это? – тыкаю я газетой в Акио. Ему ничего не остается, кроме как взять ее в руки.

Удивленный, он некоторое время разглядывает статью.

– Это ваша фотография в аэропорту в день прибытия.

Должно быть, Акио проходил мастер-класс по увиливанию. Искусство уходить от неудобных вопросов.

– Мне полегчало. Написано-то там что?

– Не думаю, что вам нужно это знать.

Что, все так плохо? Так, теперь я обязана узнать правду.

– Вы попросили прощения. Если хотите поладить со мной, то расскажите мне, о чем статья.

– Вы меня простите, если я переведу ее?

Киваю.

Акио проводит рукой по лицу.

– Газета называется «Сплетник Токио». Это издание не заслуживает доверия.

– Поняла.

– К слову, я не согласен.

– Я учту. А теперь читайте.

Он безвыходно вздыхает.

– Здесь говорится о том, как вы были одеты в аэропорту. У блогера при императорском дворе взяли интервью. Она считает, что вам следовало бы одеться получше. – А вот это обидно. – Еще она говорит, что во время вынужденной остановки вы вели себя довольно грубо с императорским гвардейцем и не поприветствовали ожидавшую вас на улице толпу. Она изображает вас снобом и выскочкой. – Ого. Еще обиднее. Намного. – Зато, судя по всему, вы очень понравились уборщику. Он продает платочек, которым вы вытерли руки, а вырученные деньги отложит на пенсию. Статья оканчивается вопросом, почему вас до сих пор не представили публике, и здесь предполагается, что вас прячут.

Я тяжело вздыхаю. Дела хуже, чем я ожидала. По правде говоря, я даже не задумывалась, что про меня напишут в таблоидах. Во дворце запрещено читать прессу, и я была так зациклена на отце… Какой ужас.

– Япония ненавидит меня? – скулю я.

– Как я уже говорил, репутация у издания не очень хорошая. – Акио складывает газету ровным квадратом и кладет рядом с собой. – Люди всегда радуются неудачам тех, кто выше.

– Я не просила об этом.

– Понимаю. – Что это? Неужели резкие черты его лица сглаживаются? – Но разве мы можем изменить обстоятельства нашего рождения?

Думаю, нет. Я бы их не променяла, да и в прошлое не вернешься. До сих пор знакомство с отцом стоило того, но за желания приходится платить. В моем случае – пристальным вниманием общества. Откидываю голову на спинку сиденья.

– По правде говоря, у меня многое выходит очень даже хорошо. Например, орфография. Дома я была чемпионом в «Виселице». – В повисшей тишине объясняю правила игры.

– То есть вы преуспели в игре, которая демонстрирует детям, что с ними сделают за ошибку?

Смотрю на него, выпучив глаза. Уголки его губ еле заметно поднимаются. Акио шутит.

Улыбаюсь ему в ответ.

– Вы правы. Возможно, в обществе этому вопросу уделяется недостаточно внимания.

Он тихо и хрипло смеется. Мы что, налаживаем отношения прямо сейчас? Жизнь не перестает меня удивлять. Видимо, в этой холодной, но такой красивой груди и правда бьется сердце.