Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и интертекстах

Если предположить, что идеи Зины отражали реальную историю соблазнения дочери отцом, а Троцкий пытался это утаить, трудно представить себе, чтобы он послал свою дочь тем самым людям, которые были специалистами именно в таких головоломках. Если бы он имел причину стыдиться своих действий, он старался бы скрыть их, а не провоцировать откровения на кушетке. В условиях, когда за опальным вождем русской революции, враждебно или сочувственно, следили миллионы, такие разоблачения могли погубить не только Троцкого-мужчину, но и лидера мировой революции. Практикующие психоаналитики говорят, что жертва реального инцеста редко сохраняет чувство любви к соблазнителю; почти неизбежно жертва чувствует гнев или страх. Но Зина любила отца, и она любила революцию.

В то время как Троцкий был сторонником радикальной, очень агрессивной версии Просвещения, Зина верила в инстинкты. Инстинкт – это память поколений, писала она, и самая мощная сила в жизни. Ее инстинктом была вера в отца, писала Зина. «Слепая сила инстинкта» накажет тех, кто не верит в нее, убеждала она Троцкого. Врачи не могли помочь ей, писала она; лишь авторитет отца поддерживал ее. Адресат этих писем пролил реки крови для того, чтобы ослабить или уничтожить власть человеческих инстинктов. Теперь Троцкому противостояла дочь, которая страдала от крайней нехватки рационального мышления. Вместо того чтобы воспользоваться помощью специалистов, она повторяла старые уроки реакционной философии – примерно такими должны были быть его мысли по прочтении этих писем. Мы не знаем ответов Троцкого; его письма к Зине исчезли в Берлине после ее гибели, может быть не случайно. Убеждения этого крайнего рационалиста потерпели практическое поражение сначала в его политической борьбе, а потом и в личной жизни. Со своей архаичной верой в инстинкты и всепоглощающей любовью к отцу Зина не приняла лечения, которое он выбрал для нее; не приняла его и Россия. Страна предпочла другого лидера, который поощрял нерассуждающую любовь и то, что позже назвали «культом личности»: любимый отец народа, который ведет к смерти. Зина тоже создала что-то вроде самодельного культа, и он тоже привел ее к смерти.

Принкипо

Итак, Зина была больна. Ее младшая сестра Нина умерла от туберкулеза как раз тогда, когда отец был сослан в Алма-Ату; ей было 26. Сестры были близки, и Зина часто думала, что Нину отравили. В январе 1928 года Троцкий был выслан из Москвы в Казахстан; через год его вывезли в Турцию. В это время, 15 октября 1928 года, Зина написала отцу из санатория под Москвой. Врачи нашли у нее инфильтрат в обоих легких в стадии рубцевания, но считали процесс благоприятным. Скоро ее выписали, запрещая только переутомление на работе. Как любой отец, Троцкий был обеспокоен. Однако ему удалось то, что при советской власти удавалось мало кому из отцов: лечить дочь за границей. Мотивируя свою просьбу медицинской необходимостью, Троцкий убедил власти выпустить Зину из России. Ей разрешили взять с собой одного члена семьи, и она выбрала сына, оставив дочь и мужа в СССР (муж потом был расстрелян, дочь выжила в казахстанской ссылке). Сам Троцкий был уже в Турции, и его слова весили очень мало. Я не знаю, как ему удалось вывезти дочь и внука. Возможно, кто-то из тех, кто принимал решения в Москве, продолжал симпатизировать Троцкому и его родным. Или наоборот: люди у власти наслаждались психологической пыткой. Лаокоону пришлось самому принимать решение, кого из детей и внуков попытаться оставить в живых, а кого даже и не пытаться.

Итак, Зина с четырехлетним Севой приехали на остров Принкипо (ныне Буюкада), где турецкие и советские руководители договорились изолировать лидера мировой революции. Несколько месяцев Зина прожила там вместе с Троцким и его женой Седовой. Там часто были гости и несколько секретарей и охранников, сменявших друг друга. Они приезжали из разных стран, даже из далекой Америки, движимые верой в дело революции. На четырех языках помогая Троцкому вести его борьбу, они охотно нянчились с Севой и заигрывали с Зиной. Но девушка оказалась конфликтной. Она вмешивалась в дела отца и требовала революционной работы, не справляясь даже с обязанностями машинистки. Конкурируя с мачехой за внимание отца и за лидерство в доме, она умела устраивать бурные сцены. В письме Седовой от 11–12 апреля 1931 года Зина рассказала о психотическом эпизоде, случившемся с ней. Она пережила панический страх, не могла оставаться одна и вызвала врача. Но иностранных языков она не знала, и турецкий доктор ничем не мог помочь. Троцкий с женой не любили демонстрировать своих трудностей, но слухи о необычном поведении Зины были неизбежны. Американские сторонники Троцкого рассказывали, что за пожары, которые несколько раз вспыхивали в турецком доме Троцкого, была ответственна больная Зина. Существование таких подозрений тяжело переживалось всеми участниками событий, вне зависимости от того, была версия о поджогах справедлива или нет[606].