В 2012 году израильские историки Изабелла Гинор и Гидеон Ремез опубликовали архивные исследования, которые добавляют интересные детали к истории Макса Эйтингона и его родственников[603]
. У Макса, женатого на бывшей звезде Московского художественного театра, был пасынок, которого звали Юлий Харитон. Он получил докторскую степень по физике в Кембридже в 1928 году (платил за учебу отчим-психоаналитик), а потом вернулся в Россию. Благодаря неизменной поддержке со стороны менявшегося руководства НКВД, он пережил многочисленные чистки и в 1950‐х годах стал одним из создателей советской атомной бомбы. Между тем его отчим, Макс Эйтингон, эмигрировал в Палестину. Документы показывают, что там он финансировал местную компартию, перечислял деньги певице и парижскому агенту НКВД Надежде Плевицкой и участвовал в других секретных делах. Историки Гинор и Ремез считают, что Макс и его жена Мирра сотрудничали с НКВД, чтобы обеспечить жизнь и карьеру своего сына Юлия. С более общей точки зрения, эти находки преобразуют стереотипные истории «сталинских убийц» – фанатичных, бездушных людей с портупеями – в мозаичное переплетение полов и поколений, идеологий и личных интересов. Супруги, сыновья и дочери «агентов» играли в их подпольной деятельности амбивалентные роли жертв и бенефициаров, заложников и творцов собственной судьбы.Письма Волковой ее отцу содержат удивительные откровения[604]
. Зина – зрелая женщина, мать двоих детей, человек с богатым и тяжким политическим опытом – поклонялась отцу как революционеру, лидеру победоносного (пусть на время и искаженного) движения, которое изменило мир. Сверх того, она страдала от кровосмесительной страсти. На пике психического расстройства она была убеждена, что ее отец влюблен в нее; что эту эротическую связь с отцом им вместе приходилось скрывать от его жены, ее мачехи; что после лечения она воссоединится с отцом. В своих письмах Зина делилась этими чувствами с Троцким, а иногда даже с его женой. Стояли ли за этим воспоминания о реальных событиях в жизни Зины? Или они были чем-то вроде бреда?Хотя «опасный метод» психоанализа учит нас, как трудны подобные вопросы, я полагаю, что ее идеи были симптомом психоза. Зина не жила с отцом в детстве. Из писем ясно, что это Троцкий послал ее на лечение в Берлин. Он нашел дочери нужного врача с помощью своего старого друга Раисы Эпштейн, русской жены Альфреда Адлера, через нее Троцкий перечислял деньги за лечение Зины. Еще одним посредником в отношениях с берлинскими медиками была немецкая социалистка А. И. Пфемферт, давний друг семьи Троцкого. В силу сложной симптоматики и популярности клиента выбрать врача было трудным делом. Им оказался Артур Кронфельд, опытный врач, герой Первой мировой войны, профессор Берлинского университета и практикующий психиатр с психоаналитическими интересами. Он держал в Берлине клинику, которая совмещала традиционные средства лечения с психоаналитическими. Помимо своей депрессии, Зина страдала туберкулезом, так что клиника Кронфельда подходила ей отлично. Кронфельд был знатоком и критиком психоанализа и написал несколько книг на эту тему (в России, например, его книга о Фрейде была переведена еще в 1913 году). Фрейд знал его, но отношения между ними не сложились; в одном письме он сообщал общему знакомому об «очень плохом характере» Кронфельда. Эрудит с необычным для психиатра интересом к философским аспектам психологии, Кронфельд одно время был близок к Адлеру. Активный член Социал-демократической партии Германии, он стал одним из основателей Института сексуальных наук, руководителем которого был знаменитый Магнус Гиршфельд. В качестве эксперта Кронфельд принимал участие в многочисленных судебных процессах. Однажды в Мюнхене он обследовал молодого Гитлера, а вообще специализировался на гомосексуалах, которых защищал от уголовного преследования, признавая их психически больными. Человек с большими политическими связями, Кронфельд интересовался революционной Россией и был, вероятно, рад помочь Троцкому. Но он не говорил по-русски, а Зина только учила немецкий, так что Кронфельд (вопреки тому, что мы видим в фильме «Зина») не мог сам быть ее аналитиком. У него в клинике работал врач, называвший себя психоаналитиком и «бегло говоривший по-русски»[605]
. Она звала его доктор Май. Такое имя неизвестно истории психоанализа, и возможно, это был псевдоним. Факт состоит в том, что ее лечили не пульмонологи, а психиатры, называвшие свой метод лечения психоанализом. В той же клинике ей лечили и легкие, но не для этого туберкулезную больную отправили из солнечной Турции в дымный Берлин.