Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и интертекстах

Антропология, биология, физиология и психология накопили горы материала, чтобы в полном масштабе поставить перед человечеством задачи развития и совершенствования тела и духа. Вдохновенной рукой Зигмунда Фрейда, психоанализ сдергивает крышку с колодца, который поэтически именуется человеческой душой. И что обнаруживается? Наша сознательная мысль лишь малая часть работы темных психических сил. Умелые ныряльщики достигают дна океана, чтобы сделать фотографии загадочных рыб. Человеческая мысль, спускаясь в глубину своих психических источников, должна пролить свет на самые таинственные движущие силы души и подвергнуть их разуму и воле. Разобравшись с анархическими силами своего общества, человек начнет работу над собой, поместив самого себя в реторту и под пестик химика. Впервые человечество увидит в себе сырой материал, или в лучшем случае полуфабрикат, физический и психический. В этом отношении социализм тоже будет означать прыжок из царства необходимости в царство свободы: сегодняшний человек, со всеми его противоречиями и негармоничностью, проложит дорогу новой и более счастливой расе[645].

Никогда еще психоаналитические интересы Троцкого не были так близки к его личным переживаниям. Так случилось, что это были последние слова Троцкого, сказанные перед толпой восторженных слушателей.

Пятого января 1933 года Зина отравилась газом на своей кухне. По некоторым сведениям, она была беременна третьим ребенком. По другим сведениям, ее бумаги исчезли из ее квартиры после самоубийства. А некоторые наблюдатели и вовсе не верили, что это было самоубийство. Ее отец еще долго обдумывал произошедшее, ставя себя на место докторов Зины. Два года спустя, 17 февраля 1935 года, Троцкий записал в дневнике:

Представим себе старого, не лишенного образования и опыта врача, который изо дня в день наблюдает, как знахари и шарлатаны залечивают насмерть близкого ему, старому врачу, человека, которого наверняка можно вылечить при соблюдении элементарных правил медицинской науки[646].

Конец

На новый, 1933 год к Зине в Берлин приехал сын Сева. Как раз в это время состояние ее вновь обострилось. В последнем своем письме Седовой (от 3 января) она писала о Севе:

За него страшно больно: он прибыл в очень неблагоприятный момент – переход от полубредового состояния, в котором (я) находилась до того – к другому, субъективно неизмеримо более тяжелому, сопровождавшемуся полным физическим и психическим бессилием. Даже говорить было трудно. Все мысли спутались. Не стоит писать об этом подробнее. Разумеется, не удалось укрыть этого от Севушки. Бедный мальчик… Мы с ним много гуляли теперь, но я все еще почти не в силах разговаривать с ним… Разумеется, пока я в таком состоянии (совсем ненормальный человек), я не буду писать вам. Что еще я могу прибавить?

Следующим днем помечена приписка: