Читаем Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и интертекстах полностью

Стандартный аргумент против концепции Арендт состоит в том, что ни одно из тоталитарных обществ не было совершенным: не все сферы жизни подлежали контролю, не все граждане поддерживали режим, и террор иногда был не самоцельным, а для чего-то или для кого-то полезным. Однако нет ничего совершенного, и тоталитаризм не является исключением. Из того, что на свете нет абсолютно черного тела, не значит, что на свете нет черных тел или что понятие «чернота» является бесполезным. Это также не значит, что тоталитарных обществ не было на свете и что концепция Арендт неверна. «Тоталитаризм» есть идеальный тип, а не исторический портрет. В отличие от Рэнд, Арендт не была идеологом и не подчиняла свои тексты сознательным, заранее сформулированным целям. Но обе они, удачливые беженки, имели сильные политические взгляды, которые теперь формулировали в свободной стране, и их формулы становились только категоричнее по мере того как они достигали публичного успеха. Наследник очень абстрактной философской традиции, Арендт охотно комментировала такие разные события своего времени, как Будапештское восстание 1956 года, запуск первого советского спутника или процесс нацистского палача Эйхмана. Она участвовала в таких знаковых явлениях холодной войны, как Конгрессы за свободу культуры. Самые известные ее книги, от «Истоков тоталитаризма» и до «О революции», принадлежат к смешанному жанру, соединяя философию и историю с политикой. Все это не было для нее увлечением или развлечением; напротив, именно в таких открыто ангажированных выступлениях и текстах она видела важнейшую возможность того, что она называла действием и считала высшим проявлением свободы.

Работа и действие

Для читателя «Истоков тоталитаризма» очевидна диспропорция между детальным анализом западноевропейского материала и схематичным обзором советского опыта. Осознавая эту асимметрию, через год после публикации «Истоков» Арендт подала заявку в фонд Гуггенхейма на грант для написания книги «Тоталитарные элементы в марксизме». Рукопись этой книги существует, но Арендт была недовольна ею и не стала ее публиковать. Переделка этого материала вылилась в ставшую знаменитой книгу «Состояние человека»[681]. Источником несогласия Арендт с Марксом являются противоположные трактовки частной и публичной сфер. Для Маркса история определяется развитием человеческого труда в его материальных, технологических воплощениях; все остальное является надстроечным и в конечном счете вторичным. В полемике с Марксом Арендт переворачивает эти ценностные отношения. Подлинно историческим и человеческим является лишь политическое: речь, слитая с действием, разделяемая сообществом и продолжающаяся в бессмертии. Образцы такой практики, как, впрочем, и теории, ищутся в античных полисах.

Все человеческие заботы подразделяются Арендт на три категории: труд, работа, действие. Труд поддерживает биологическую жизнь, Марксов «обмен веществ с природой»; это есть дело животных, рабов и домохозяек. Трудясь, то есть создавая продукты, которые потребляются сразу по изготовлении, как еда, человек не поднимается над уровнем животного, он все еще animal laborans. Работа создает вещи, подлежащие обмену и торговле, – Марксовы «товары». Труд производится телом, работа руками, действие головой, а в особенности устами. Материальную, практическую стороны жизни Арендт относит к сущностям низшего порядка – к частной сфере в сравнении с публичной, к труду и работе в сравнении с действием. Маркс в своей заботе об экономических интересах не понял значения публичной сферы, считала Арендт. Марксизм подчинил публичную сферу производству и ведению хозяйства, и в этом состоят его «тоталитарные элементы». Для Арендт все наоборот: частная сфера, например семейная или хозяйственная жизнь, не имеет значения по сравнению с публичной сферой и общественной речью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное