Толсты́е: безвестные и знаменитые

«Из всех страстей Андрея женщины были всегда на первом месте. Одаренный от природы исключительным темпераментом, он с пятнадцати лет, к великому огорчению отца, пропадал дни и ночи в деревне Ясная Поляна. Внешне он не был Адонисом, но в нём было столько обаяния, что у него было бессчетное количество романов с женщинами полусвета, света, с женой премьер-министра Горемыкина и, может быть, даже с великой княгиней».

С княгиней, так с княгиней – это ещё куда ни шло, но дело в том, что Андрей решил жениться на простой крестьянке! Что мог Лев Николаевич поделать со своим беспутным сыном? Он написал очередное наставление:

«При взятой тобой привычке вином заглушать неприятности, с помощью тех же родственников, с которыми ты и теперь пьёшь, пьянство совсем овладеет тобой, и страшно подумать о том несчастном положении, в котором ты, наверное, будешь через два, три, много, – через пять лет, то есть в те годы, когда тебе только бы следовало начинать жить семейной жизнью, если уж тебе так необходимо жениться».

Андрей послушался отца, порвал с крестьянкой и уехал на Кавказ, ничуть не изменив своим привычкам – его долги оплачивала мать. В Тифлисе он собирался жениться на грузинской княжне, однако вернулся в Москву и сочетался браком с дочерью генерала, участника сражений на Кавказе. Тогда княжна, оскорблённая в лучших своих чувствах, попыталась покончить с жизнью. В ответ на возмущение некой важной персоны, близкой к семье княжны, Лев Николаевич не нашёл ничего лучшего, как призвать к прощению блудливого наследника:

«Поступок сына, искренно увлекшегося и потом охладевшего, хотя и не злой, был непростительно легкомысленный и нехороший в той мере, в которой он связал себя обещанием, которого не сдержал, и потому для него нет оправданий, в особенности ввиду тех ужасных последствий, которые имел этот поступок. <…> Не в защиту его, а для смягчения негодования против него, могу сказать только одно: простите его по-христиански за то ужасное несчастье, которого он был невольной причиной».

Однако ни христианское прощение, ни проповеди отца ничего не изменили в характере Андрея. Через несколько лет он разошёлся с женой, опять увлекшись дочерью генерала, но уже другого, и лишь после этого решил на время придержать свой нрав и отправился на войну с японцами. Увы, ни война, ни ранение, ни Георгиевский крест за храбрость ничего не изменили – поступив на службу чиновником особых поручений при тульском губернаторе, Андрей Львович соблазнил его жену. Не исключено, что влечение было взаимным, поскольку дама была старше Андрея на несколько лет и к тому же некрасива. А что же Лев Толстой? Он в письменной форме выразил соболезнования губернатору, а заодно обратился и к его жене с привычным наставлением:

«Опомнитесь, милая сестра, и поймите, что совершённый грех, как сорванный цветок, ничем нельзя сделать несовершённым. <…> Он [брошенный муж] страдает жестоко, но страдания его возвышают, очищают ему душу. Ваши же страдания гадкие, низкие, всё больше и больше принижающие оскверняющие вашу душу. <…> Жалко мне и его и вас особенно за то будущее, которое ожидает вас».

Надо признать, это совсем не восхищает. Особенно лицемерным выглядит сочувствие в адрес мужа, а уж упрёк в адрес жены губернатора совершенно неуместен – можно подумать, что это она совратила бедного Андрюшу, а все его прежние похождения являются выдумкой недоброжелателей семьи Толстых.

Но вот что Лев Николаевич написал Андрею:

«Я слишком стар и слишком много думал, для того чтобы не понимать, что если бы со мной не было в моей молодости того же, было и могло бы быть худшее, и потому не могу осуждать… Как вспоминаю о тебе и о ней – а вспоминаю часто – так сожмётся сердце».

«Семейный вирус» – что же тут поделаешь? Лев Николаевич слишком стар, чтобы перевоспитывать наследника, да и время упущено безвозвратно – Андрей всё-таки увёл жену у губернатора. Поэтому как бы вдогонку следует совет:

«Милый Андрюша <…> Дело сделано, и я не позволяю себе осуждать. Все мы грешны, и все мы поступали и поступаем дурно. <…> Один совет даю тебе: быть как можно больше скромнее и смиреннее. Это нужнее всего в твоём положении».

О каком смирение идёт речь, Лев Николаевич не пояснил – то ли Андрею надо смириться с тем, что жена старше его на несколько лет, то ли речь идёт о смирении перед лицом грядущей перемены в семейном положение, что неизбежно произойдёт под влиянием всё того же «вируса».

Как ни странно, в итоге всё вроде бы наладилось – возможно, жена надёжно прибрала к рукам Андрея. Однако в начале 1916 года судьба покарала нечестивца за прошлые грехи – не дожив до тридцати девяти лет, он скончался от заражения крови.

Можно посочувствовать Льву-младшему, Илье и особенно Андрею – их жизнь сложилась совсем не так, как надеялся отец и как было предназначено представителям «особенного» рода. Возможно, виноват «семейный вирус», однако очевидна и вина Льва Николаевича.