Толсты́е: безвестные и знаменитые

В значительной мере успех пьесы «Царь Фёдор Иоаннович», в течение тридцати лет находившейся под запретом, был определён удачным выбором исполнителя главной роли в спектакле на сцене Художественного общедоступного театра, как тогда назывался МХАТ. Премьера состоялась осенью 1898 года, а на роль царя Фёдора был утверждён Иван Москвин, ученик Владимира Немировича-Данченко, одного из основателей театра. С этого времени началось восхождение Москвина к вершинам популярности среди ценителей театрального искусства, да и Толстому досталась малая толика его славы. По крайне мере, о его творчестве снова стали писать после долгого забвения, хотя отзывы были весьма противоречивы. Юлий Айхенвальд, скептически относившийся к любым театральным постановкам, по-своему оценивал достижения Толстого-драматурга:

«В его трагедиях <…> больше истории, чем психологии; временные события не показаны в своём вечном смысле и общечеловеческой значительности. Страницы русской летописи под рукою Толстого не стали всеобщими».

За сорок лет до этого, в 1868 году, литературный критик Павел Анненков придерживался иного мнения, описывая особенности построения пьес Толстого:

«Способ этот, как известно, заключается в том, чтобы положить в основание трагедии один полный психический этюд главного действующего её лица и сделать из всех явлений, из всего её содержания, только подробности этого самого психического очерка или этюда. <…> Вся энергия творчества, а с ней и отгадка психических тайн без остатка истощается у графа Толстого на немногие передовые личности…»

И кому прикажете верить? Один хвалит автора пьес как тонкого психолога, а другой за то же самое ругает. Этим критикам не угодишь! Всё дело, видимо, в том, что творение литератора должно оказаться в нужное время в нужном месте – только тогда ему обеспечен успех. Постановка спектакля по пьесе о царе Фёдоре была приурочена к открытию нового театра, что уже способствовало интересу публики, а великолепные исполнители довели всё до логического завершения. Публика в восторге: Слава Ивану Москвину! Слава Станиславскому и Немировичу-Данченко! Немного славы досталось и Алексею Константиновичу Толстому, что, конечно же, порадовало его родню.

Но каково Толстому было читать при жизни то, что писал о его творениях Павел Анненков?

«Весь этот мир олицетворённых сословных рубрик и наименований ни на что не способен, кроме поддакивания, смеем так выразиться, общеизвестному историческому факту, излагаемому в трагедии. Он ничего не может произвести самостоятельного или такого, что бы вы не ожидали. Общеизвестность всех его ответов, движений и помышлений способна приводить в отчаяние».

Несмотря на «отчаяние» некоторых недоброжелателей, собрание сочинений Алексея Константиновича Толстого с 1867 года переиздавалось десять раз. Вот и гадай теперь – то ли Толстой был не бог весть какой умный и талантливый человек, то ли в нелицеприятных отзывах о нём виноваты завистники и злопыхатели. Вместе с тем можно допустить, что основной причиной популярности сочинений графа Алексея Константиновича стал оглушительный успех литературных произведений другого графа, Льва Толстого – особенного его эпопеи «Война и мир». Понятно, что известную фамилию, к тому же увенчанную знатным титулом, издатели использовали на полную катушку. Даже теперь носителям этой фамилии открыта дверь в литературу, хотя не каждый из Толстых решится встать на этот путь, поскольку невозможно избежать сравнения с великими. Однако Алексей не собирался конкурировать со Львом, сосредоточившись на поэзии и драматургии.

С пьесой «Царь Фёдор Иоаннович» связана так до сих пор и не решённая загадка. Дело в том, что характер царя Фёдора уж очень напоминает князя Мышкина из романа Достоевского «Идиот». Вот мнение Исаака Ямпольского, изложенное в «Заметках историка литературы»:

«И Фёдор Иоаннович, и князь Мышкин – последние в роду; оба люди больные, физически слабые; многие считают первого "идиотом" второго – "младенцем", о нём говорят, что он "и плотью слаб и духом", оба хотят "всех согласить, всё сгладить"; оба страшатся мира, в котором нет правды, и хотят обновить его, изменить людей, не прибегая к насилию, деятельным добром. <…> Знакомясь с характеристиками Федора Иоанновича в статьях и рецензиях современников, ловишь себя на мысли, что думаешь не о нём, а о князе Мышкине, и наоборот: читая о Мышкине, мысленно обращаешься к Федору Иоанновичу».