Том 1

— Ба-атарея, стой! Командиры взводов, ко мне! — разнеслась команда.

Вдоль колонны проносились рваные белые облака, буран крутился меж заваленных снегом скамеек пристанционного сквера.

— Закуривай, пока стоим! — сказал Борис, прикурив от зажигалки под полой шинели, и окликнул, стоя спиной к ветру: — Алексей, хочешь табачком согреться?

Алексей воткнул лопату в сугроб, подошел к нему; Борис переступал ногами, точно выбивая чечетку, возле заборчика сквера.

— Слушай, мне показалось — ты что-то надулся на меня? Объясни, в чем дело?

— Я? — удивился Борис. — Ерунда! Из-за чего мне на тебя дуться? Только меня коробит от этих твоих приказаний: «Получить лопаты», «Распишитесь в получении имущества» — просто начался мелкий тыловой быт, Алеша! Вот ты мне спокойно говоришь «распишись», словно ты уж к этой жизни давно привык. Неужели?

— Тебе показалось, — сказал Алексей, понимая и в то же время не до конца понимая, о чем говорил Борис, чувствуя некую недосказанность в его словах. — А я подумал, мое приказание обидело тебя.

— Я уже сказал — не по мне это! Чувствую, не сумею я тут ужиться! Градусов все равно жизни не даст! Удирать на фронт нужно, вот что мне ясно!

И он злобно швырнул окурок, затоптал его каблуком.

— На фронт никого из нас не отпустят, — ответил Алексей. — Это я понял давно. Как только прибыли сюда.

Чей-то раздраженный голос проговорил за спиной:

— Чистая Арктика! Насквозь продувает, как в трубе!

Ссутулившийся Полукаров, подняв воротник шинели, остервенело хлопал себя рукавицами по бокам.

— Арктика, говоришь? — усмехнулся Борис. — Холодно было не здесь. Конечно, задачи в теплом классе решать да Дюма читать легче.

— Расскажешь очередной фронтовой эпизод? Иди к дьяволу со своими нотациями! — огрызнулся Полукаров, подпрыгивая. — Чего ждем? Вот бестолковщина! Остановили на холоде, и стой как осел. Вот она тебе, хваленая ди-сци-пли-на!

Издали донеслась команда:

— Ма-арш…

Это был участок железнодорожного полотна, занесенный снегом от станции до разъезда.

Пути проходили по котловине.

На буграх в нескончаемом круговороте носилась метель, всю котловину будто обволакивало густым дымом, ветер не давал никакой возможности работать.

Алексей бросал лопату за лопатой, с тягостным нетерпением ожидая, когда острие стукнется о рельсы. Он работал автоматически, не разгибаясь. От беспрерывных движений заболела поясница; ремень стягивал намокшую, отяжелевшую шинель, затруднял движения, уши шапки были давно спущены, но снег набился везде, и влажные ворсинки корябали щеки. Алексей был весь мокрый от пота; гимнастерка прилипла к груди, и он ощущал на спине знобящие струйки растаявшего за воротником снега. Сколько прошло времени? Два часа? Три? Почему не объявляют перерыв? Забыли?

— Товарищи курсанты, — понеслось по котловине, — отдыхать по одному! Работу не прекращать!

— Легко командовать, — часто дыша, выговорил Полукаров и, обессиленный, сел в сугроб. — Стоит, понимаешь, и командует, а ты врубай… Перекур!

— Что, выдохся, товарищ студент? — вежливо спросил Луц. — Такой богатырь — и устал! Где твоя сила Портоса?

— Не язви, не твое дело! — со злостью огрызнулся Полукаров. — Тошнит от твоих острот!..

— Понятно, — вонзая лопату в снег, вмешался Луц. — Ему своего здоровья жалко, — И, вытирая лицо, закричал в ветер: — Саша! Как дышишь?

— A-а! Ава! — донеслось из бурана непонятное.

— Привет от Жени Полукарова! — снова закричал Луц. — Он жив и здоров! Того и тебе желает!

— Заткнись, надоело! — опять рокотнул Полукаров.

Алексей выпрямился, задыхаясь, поспешно сбросил ремень, сунул его в карман, расстегнул шинель: так просторней было и легче работать. Но ветер подхватил мокрые полы шинели, заполоскал ими, холод остро ожег колени, грудь; снег облепил влажную от пота гимнастерку леденящим пластырем.

— Помкомвзво-ода!

Алексей обернулся. Сквозь проносившееся облако снега увидел в двух шагах худенькую фигурку Зимина — тот покачивался на ветру, как тополек, руками загораживая лицо.

— Не могу больше! — сказал он и привалился к сугробу.

— Что, Витя? — крикнул Алексей.

— Полукаров ушел, Луц курит. Только Саша и Борис работают, — выдавил Зимин. — А снег… а снег… Надо быстро его… А то ничего не сделаем. Ведь я им не могу приказать.

Где-то в движущемся небе тоскливо звучали едва уловимые слухом паровозные гудки, метались разорванными отголосками над степью, над темными окраинами. А там одиноко желтел огонек. Раньше его не было. Наверно, скоро утро.

— Паровозы гудят, — сказал Зимин вздрагивающим голосом. — А мы тут… Эшелоны ведь стоят…

Он внезапно повысил голос:

— А Полукаров ушел. Говорит: «Сейчас». Очень образованного из себя ставит. Подумаешь!

Алексей огляделся: на участке было почти пусто; только вдали шевелились силуэты Дроздова и Гребнина.

— Вот черт возьми! — с досадой выругался Алексей и закричал изо всех сил: — Лу-уц! Полукаро-ов!

— Да, да-а-а!