— А ты знаешь, как мужик козу на льду закалял?
— Знаю. Вместо беканья она лаять стала.
— Хи-хи, остроумно.
В снежной дали, над застывшей до горизонта морозной степью, возник, пополз лиловый дымок паровоза. Все головы повернулись в ту сторону. Кто-то сказал:
— А танкисты сидят возле печки и кашу наминают, хор-рошо!
— Товарищи курсанты, разговоры прекратить, прошу минуту внимания! Вы плохо слушаете…
Преподаватель тактики, Копылов, немолодой худощавый полковник в каракулевой папахе, подняв острые плечи, снял очки, подул на них; посиневшие его губы скованно круглились, его аккуратно подстриженная бородка была сплошь седой от инея.
— Что-то не очень, Василий Николаевич, не того… — сказал он шепотом, взглядывая на Мельниченко, который с нахмуренным лицом стоял рядом. — Сегодня все странные какие-то, знаете…
Капитан проговорил негромко:
— Дмитрий Иванович, не обижайтесь, ради бога, но, может быть, стоит проводить только практическую часть занятий. Ужасно замерз, и курсанты замерзли…
— Вы так думаете?
— Убежден. Если это вас не обидит, то разрешите мне… практическую часть. — Мельниченко улыбнулся. — Разрешите тряхнуть стариной.
Полковник Копылов смущенно вынул платок, махнул им по стеклам очков, кашлянул в бородку, пар окутал ее, как дымом.
— Н-да, — проговорил он тихо, — кажется, сегодня не совсем получается… Нехорошо как-то. Занятия-то можно было — того…
— Так разрешите мне, Дмитрий Иванович?
— Да, да, против вашего предложения я не возражаю, пожалуйста, Василий Николаевич, — поспешно закивал бородкой Копылов и, обращаясь к взводу, объявил: — Товарищи курсанты, вторую часть занятий проведет командир батареи. Прошу вас, товарищ капитан.
— Курсанты Дмитриев, Зимин, Полукаров, Степанов, ко мне! Взвод, слушай приказ! — громко скомандовал Мельниченко, подходя к строю, и показал в степь. — Противник отступает в направлении железнодорожного полотна. Наша пехота прошла первую линию вражеских траншей, ее контратакуют танки противника. Мы поддерживаем сто тридцать пятую стрелковую дивизию, вошедшую в прорыв, двести девяносто девятый полк. Вам, Дмитриев, занять энпэ в районе шоссе, немедленно открыть огонь. Срок — двадцать минут. Курсант Полукаров остается со связью. Курсанты Зимин и Степанов, взять катушку, буссоль и стереотрубу. Шагом марш!
Все трое молча двинулись в степь, змеившуюся поземкой.
Полукаров, присев на корточки, заземляя телефонный аппарат, с неуклюжим напряжением втискивал в снег железный стержень.
— Рукавицы! Рукавицы прочь! — подал команду капитан. — Кто работает со связью в рукавицах?
Полукаров зубами сдернул рукавицы, схватил железный стержень и словно обжегся. Он сидел на земле, шумно дышал на закоченевшие пальцы, но Мельниченко неумолимо приказал:
— Окапывайтесь!
Полукаров ударил лопатой в ледяной наст — он захрустел и не поддался.
— Мерзлая. Не берет! — с усилием выговорил Полукаров, испуганно озираясь на капитана.
— Кайлом долбите! Взво-од, за мной! Бегом ма-арш! — скомандовал капитан и побежал в степь, где уже терялись из виду трое курсантов.
Холодный воздух ошпарил лицо, перехватил дыхание.
— Шире ша-аг!
Люди двинулись за Мельниченко с мрачными, недовольными лицами, и он видел это. Но надо было согреть людей, с беспощадностью держать их в движении, «па вздержке» — это было, пожалуй, сейчас самое главное. Топот сапог, скрип снега звучали за его спиной, и капитан слышал позади бег людей, их полусердитые, полунасмешливые возгласы; никто еще толком не понимал, для чего он взял у Копылова этот час занятий.
Алексей Дмитриев, Степанов и Зимин шли скорым шагом, почти бежали. Связь разматывалась. Тоненькая фигурка Зимина была наклонена к земле, он спотыкался, преодолевая тяжесть катушки. Дмитриев хрипло повторял команду:
— Вперед! Вперед!..
Шинели, обмерзшие на морозе, стояли колом, на них застыла корка льда, мешавшая движению.
Догнав Дмитриева, капитан спросил:
— Сколько времени двигаетесь?
— Пять минут.
Капитан быстро взглянул вперед. Из-за дальних холмов синеватой стрелой выносилось шоссе, редко обсаженное тополями. Там, взвихривая снежную пыль, мчались машины. Белая насыпь возле шоссе; опущенные ветви кустов у голубой впадины оврага.
— Какое расстояние до шоссе? Определите!
— Около двух километров.
— За десять минут уложитесь?
— Думаю, да.
— Отставить «думаю». Говорите точно.
— Да, уложусь. Бего-ом марш! — крикнул Дмитриев связистам.
— Отставить! — жестко скомандовал капитан. — Снять шинели!
Дмитриев, удивленный, повернулся к нему.
— Командиру взвода и связистам — снять шинели! — властно повторил капитан. — Делают это вот так. Быстро! И не задумываясь!..
Он снял шинель, кинул ее в сторону, под скат сугроба.
— У нас осталось десять минут, вашего сигнала ждут на прежнем энпэ! Танки противника видны отсюда. Они в трехстах метрах от шоссе. Решайте!
Дмитриев и Степанов первые сбросили шинели; Зимин, вытаращив на них глаза, суетливо скидывал с плеча лямку катушки, торопясь, непослушными пальцами отстегивал крючки. Взвод смотрел на них в молчании.
— За мной бегом марш! — махнул рукой капитан и бросился вперед, к видневшемуся меж тополей шоссе.