Том 1

— Он вернется, — повторил Градусов. — Я знаю этого офицера.

Лейтенант Казаков вернулся на третьи сутки — он пришел без фуражки, обросший, с глубоко ввалившимися щеками, гимнастерка была порвана, висела клочьями, он еле стоял на ногах, пьяно пошатываясь. Сначала он молча выпил котелок воды, обтер потрескавшиеся губы, после чего доложил одним хриплым выдохом:

— Вот, — и вынул из вещмешка три прицела.

— Где четвертый?

— Мы не успели… — Казаков в изнеможении стащил с ног запыленные сапоги, лег на траву под плетень. — Танки и автоматчики вошли в урочище. Сержант Клочков снимал прицел, но… в живых его нет.

С перекошенным лицом Градусов шагнул к лейтенанту, трясущейся от бешенства рукой рванул кобуру пистолета.

— Расстреляю сукина сына! Поверил я тебе!.. Под суд за невыполнение приказа!..

А Казаков, лежа под плетнем, глядел на него снизу вверх усталыми и презрительными глазами.

В боях под Тернополем Градусов был ранен — крошечный осколок мины застрял в двух сантиметрах от сердца. Три месяца провалялся он на госпитальной койке, а после выздоровления был направлен в запасной офицерский полк, и отсюда, как фронтового офицера, его послали работать в училище.

Глава вторая

Дежурные и дневальные хорошо знали, когда приходил в дивизион Градусов. Грузная фигура майора появлялась в проходной ровно в девять утра, и тут начинались последние лихорадочные приготовления. Дежурные по батареям выглядывали в окна, взволнованно, точно певцы перед выходом на сцену, откашливались, готовясь к уставному докладу; дневальные одергивали противогазы, расправляли складки на гимнастерках и застывали у тумбочек с выражением озабоченности, давно изучив привычки командира дивизиона. Миновав проходную, он направлялся к орудиям батарей, затем шел к училищному корпусу — осмотреть туалет и курилку. Если по дороге к корпусу Градусов срывал прутик сирени и начинал на ходу равномерно похлопывать им по голенищу, это означало: майор недоволен. При виде этого прутика напряжение предельно возрастало; красные пятна выступали на лицах дежурных, невыспавшиеся дневальные зевали от волнения.

Потом широкая парадная дверь распахивалась — и майор Градусов входил в вестибюль.

— Дивизио-он, сми-ир-но-о! — громовым голосом подавал команду дежурный, со всех ног бежал навстречу и, остановившись в трех шагах, придерживая шашку, стукнув каблуками, напрягаясь, выкрикивал: — Товарищ майор, вверенный вам дивизион находится на занятиях, за ваше отсутствие никаких происшествий не произошло! Дежурный по дивизиону сержант…

— А-атставить! — Градусов взмахивал прутиком. — Что ж вы, понимаете? Руку как коромысло к козырьку поднесли, докладываете, а в курилке грязь, окурки, безобразие! Что делают у вас дневальные?

— Товарищ майор…

— Можете не отвечать! Следуйте за мной, дежурный! — И, пощелкивая прутиком, проходил в первую батарею.

Здесь, выслушав доклад дневального, Градусов басовито командовал:

— Отодвинуть кровати и тумбочки!

Суетясь, дневальные отодвигали кровати и тумбочки — поднималась возня во всей батарее.

— А теперь сами проверьте, как вы несете службу. — Прутик Градусова скользил по выемам плинтусов. — Грязь! Пыль! Вы за чем следите, дежурный? Что делают у вас дневальные?

Затем начинался осмотр тумбочек: командир дивизиона проверял, нет ли в имуществе курсантов чего-нибудь лишнего, не положенного по уставу. Через несколько минут батарея, где недавно все блестело, все было аккуратно прибрано, разложено по местам, напоминала склад писчебумажных принадлежностей — курсантские койки были завалены книгами и тетрадями.

После этого дотошно, скрупулезно, педантично проверялась чистота умывальной, туалета, и майор Градусов, вытерев платком крепкую короткую шею, бросив прутик в урну, приказывал навести строжайший порядок и поднимался по лестнице в канцелярию дивизиона. До самых дверей его сопровождала унылая фигура дежурного. И, только получив последнее приказание — вызвать немедленно командиров взводов, дежурный с облегчением бежал в вестибюль к телефону, в то время как в батареях шла работа: дневальные вновь мыли полы, лазили со швабрами в самые дальние углы, до блеска протирали плинтуса.

Но бывали и счастливые дни — майор не срывал прутик, и тогда Градусов без единого замечания поднимался к себе. Это означало: орудия дивизиона безупречно чисты, летние курилки идеальны. В эти редкие дни было необычно спокойно в батареях и, пораженные тишиной, дневальные переговаривались между собой: «Вроде температура спала, нормальная».

Как раз в тот жаркий, безоблачный день, когда дневалил Витя Зимин, налетела гроза; она была тем более неожиданной, что Градусов вошел без прутика. Он выслушал доклад взволнованно раскрасневшегося Зимина и дал вводную:

— Дневальный! В батарее пожар! Ваши действия? Горит шкаф с противогазами!..

— Я должен взять… огнетушитель и… погасить, — запинаясь, начал объяснять Зимин и взглянул на огнетушитель. — По правилам противопожарной безопасности…

— Как именно? Я повторяю — горит шкаф. Как вы ликвидируете пожар?