Том 1

— Разрешите на этот вопрос не отвечать, товарищ майор. Это мое личное дело…

— Личное, говорите? Я о вашей судьбе думаю, Брянцев! Кто эта девушка? Чем она занимается?

— Товарищ майор, это хорошая девушка…

— Та-ак! Я вот что хочу вам сказать. Вы, Брянцев, — старшина дивизиона, и вы знаете, что младшие командиры — опора офицера. Вы фактически мой первый помощник в дивизионе среди сержантов. И вы почти на правах офицера. В столовую и на занятия вы ходите вне строя, вечером вы располагаете своим временем как хотите, у вас неограниченное увольнение в город. Наконец, живете в отдельной комнате, тоже как офицер. Все это Дано вам для того, чтобы вы отлично, в пример другим, учились и тщательно следили за дисциплиной в дивизионе, за чистотой матчасти, за дежурными. Вы фактически участвуете в воспитании курсантов. Но не вижу, чтобы это вас очень волновало. Если я вас сниму — подумайте, с какой аттестацией вы поедете в часть. Вам была предоставлена возможность показать себя образцовым младшим командиром. А вы уже сейчас начинаете портить свое будущее. Разумеется, любить хорошую девушку вам никто не запрещает. Но если это мешает службе и заставляет вас нарушать порядок, тот, который вы сами обязаны поддерживать, — я подумаю, оставлять ли вас старшиной. В дивизионе есть более достойные люди, Брянцев!.. Спокойной ночи!

Градусов положил трубку, а Борис все стоял у телефона, чувствуя, как ознобом охватывает колючий холодок.

Глава седьмая

Поезд прибывал в десять часов вечера.

Всюду сидели, вповалку лежали люди, играли в домино, иные пили кипяток из жестяных кружек; по залам суматошно бегали демобилизованные солдаты в распахнутых, без погон и ремней шинелях, требовательно искали военного коменданта; вокзал гудел, дрожал, сотрясался от рева проходивших паровозов, черный дым стлался за грязными окнами. Истомившись в ожидании, Дроздов тоже стал искать дежурного, с трудом нашел его — тот, небритый, задерганный, сжатый напиравшей со всех сторон толпой, с привычной безразличностью отвечал на вопросы — и нетерпеливо спросил, не опаздывает ли московский поезд.

— Данный поезд идет по расписанию… по расписанию, — однотонно ответил дежурный: видно было, что вопросы эти беспредельно надоели ему.

Потом, чтобы как-нибудь скоротать время, Дроздов попробовал заговорить с заросшим щетинкой демобилизованным солдатом, который с потным, умиленным лицом отхлебывал чай из фронтовой кружки.

— Ну как, домой? — спросил Дроздов.

— Домо-ой, — обрадованно протянул солдат и громко откусил кусочек сахару. — Отвоевался. В Воронеж двинем. А как же! По дома-ам… А тебе, сержант, трубить, значит?

— Что?

Он не мог ни на чем сосредоточиться — и толкового разговора с солдатом не получалось. За несколько минут до прибытия поезда Дроздов вышел на платформу; после духоты вокзала обдало свежестью — запад пылал в закате, зловеще и багрово горели стекла вокзала, и багровы были лица носильщиков, покуривающих на перроне. Впереди, уходя в туманную степную даль, уже мигали, мигали среди верениц вагонов красные, зеленые огоньки на стрелках, там тонко и тревожно перекликались маневровые «кукушки». Дроздов подошел к пыльным кустам акации, облокотился на заборчик. Здесь пахло вечерней листвой, и этот запах мешался с паровозной гарью и дымом — это был особый, будоражащий запах вокзала, железной дороги, связанный с далекой грустью детства.

Вдруг на платформе произошло беспокойное движение, люди густо повалили из дверей вокзала; с мягким шумом прокатила почтовая тележка: «Па-азволь, па-азволь!..» Тотчас прошел дежурный в фуражке с красным верхом. Какая-то озабоченная женщина в сбившемся на плечи платке заметалась по платформе, вскрикивая:

— Гражданин, тридцатку не разобьешь? Брата я провожаю, тридцатку бы!..

И где-то близко, за огоньками стрелок, предупреждающе мощно, победно загудел паровоз; тотчас щелкнуло, захрипело радио, и в этом реве паровоза едва можно было расслышать, что поезд номер пятнадцатый прибывает к первой платформе.

Дроздов с медленно ударяющим сердцем пошел по перрону.

Справа, в коридоре между темными составами, появился желтый глаз фонаря. Он приближался… Розоватый от заката дым струей вырывался из трубы паровоза. Потом здание вокзала загудело, вздрогнуло — и, обдав горячей водяной пылью, паровоз с железным грохотом пронесся вблизи, и, замедляя бег, замелькали запыленные зеленые вагоны с открытыми окнами.

«В каком же она? — стал с лихорадочной быстротой вспоминать Дроздов, наизусть помнивший текст телеграммы, и, тут же поймав взглядом проплывавший мимо вагон №8, перевел дыхание: — В этом! В восьмом…»

Поезд остановился, и он начал протискиваться сквозь хлынувшую на перрон толпу солдат и встречающих, глядя вперед, где появлялись взволнованные красные лица, и в следующую минуту увидел ее, не сразу поняв, что это она.