Глава девятая
Отсюда была видна река с лесистым противоположным берегом, с песчаной отмелью, над которой с визгом носились чайки, а тут, на бугре, пахло нагретой травой; покойно дремали под солнцем ромашки.
Полтора часа назад они взяли на лодочной станции плоскодонку и отплыли далеко от города, туда, где лес подступал к берегам вплотную и коряги купались, изламываясь, в зеленой воде.
Сейчас они сидели на вершине холма, и, как тогда, в Новый год, время для них остановилось.
Валя сорвала у своих ног крупную ромашку, в желтизне которой хлопотливо копошился шмель, и, стряхнув его, провела ромашкой по губам, а потом углубленно начала считать лепестки. На кончиках ее ресниц лежала цветочная пыльца.
— Вы суеверны? — спросила она вдруг, строго взглянув на него. — Помните, в Новый год сказали мне о числе тринадцать?
— В приметы я верил на фронте, — ответил Алексей. — Теперь вроде нет. Впрочем, иногда…
— Ну то-то! — Она откинула волосы и протянула ему руку. — Помогите мне подняться и идемте в лес. А то я здесь не нашла ни одной четной ромашки.
Алексей не рассчитал силы рывка, она, подымаясь, качнулась, и на миг он обнял ее.
— Ой, какой вы неловкий! — вскрикнула Валя. — Пустите, я сама.
На опушке леса было душно и жарко, в кустах дикого малинника, в духоте листвы сонно гудели золотистые мухи. И тут же в этих кустах Валя нашла гнездо — теплое, аккуратно прикрытое листьями, — в нем тихо, как преступники, прижавшись друг к другу, сидели оперившиеся птенцы, и она воскликнула:
— Смотрите! Они одни! А где же мать? Где мамаша?
Птенцы завозились в гнезде, разом подняли такой тревожный писк, что Валя расхохоталась.
— Глупые, не трону я вас, — ласково сказала она и осторожно, пальцем, погладила испуганных птенцов по головам.
Те замерли, затем один, затоптавшись, прицелился в ее палец черной росинкой глаза и довольно воинственно клюнул, дернув взъерошенной шейкой.
— Спасибо, милый, — сказала Валя растроганно и посмотрела на Алексея. — Бежим отсюда, а то прилетит мамаша — и нам несдобровать…
Запыхавшись, они остановились на поляне, полосами зеленой от сочной травы, красной от дикого клевера. Раскрасневшаяся Валя опустила руки, тихо сказала:
— Как хорошо.
Заметив капельки пота на ее верхней губе, Алексей почему-то впервые за этот день подумал, что она все-таки земная. А Валя вошла в теплую, захлестнувшую ее траву, как в воду; она шла впереди, разводя траву руками, за ней еще долго оставался след и медленно разгибались примятые стебли. Тяжелый, сладкий жар тек по поляне, знойно звенел, прострачивался непрерывными очередями кузнечиков.
Валя понюхала какой-то цветок, с загадочным выражением повернулась к Алексею.
— Белладонна. Знаете?
Он увидел в ее серых глазах улыбку, будто лучик солнца в прозрачной озерной воде, увидел, как она, прикусив зубами стебелек, смотрела на него, потом в глазах ее что-то дрогнуло, точно легла на воду легкая тень деревьев, и Валя спросила:
— Вы почему все время молчите?
— Я вспомнил ночь перед Победой… в госпитале, когда вы дежурили…
Последние его слова прервало ленивое ворчание грома — оно прокатилось и смолкло. Темно-лиловая туча-гора, готовая опрокинуться, густо клубясь, ползла над лесом, подожженные солнцем края ее дымились.
— Откуда это? — удивилась Валя. — Вот неожиданность!
Туча надвигалась, в лесу и на поляне стояла такая горячая духота, воздух сделался таким парким, что замолчала даже иволга в чаще. Тень тучи закрывала поляну, ползла по траве, все потемнело, притаилось, и особенно почувствовался запах клевера.
Неожиданно лес зашумел, закачались вершины, испуганно замотали головами ромашки, оробело кланяясь вихрю. Вокруг полетел пух с одуванчиков. Запахло дождем.
Ветер пронесся. Лес и поляна успокоились. Затихал шум. Но следующий порыв ветра с силой сорвал листву с ближайших деревьев, зло взъерошил поляну, и солнце исчезло. Свежим холодом тянуло под тучу.
Одинокая чайка, подхваченная вихрем, ослепительно белая в свинцовом небе, косо пронеслась над лесом, ныряя и остро махая крыльями. И вдруг электрически мигнула мохнатая туча, и лес ахнул от разорвавшегося над вершинами грома.
— Шрапнель, — сказал Алексей.
Валя, жмурясь, придерживая у коленей платье, крикнула:
— Так ведь это гроза!
Тяжелые капли зашлепали по листьям, и опять стихло. Первая туча прошла. И надвинулась вторая, огромная, стремительно кипящая. Она загородила все небо. Ветер, сильный, грозовой, пороховым запахом потянул из-под тучи. Снова скользнула ветвистая молния, канонадой прогромыхал гром, и сплошная стена воды с настигающим порывистым гулом обрушилась на лес.
— Бежим! — опомнившись, крикнула Валя и, сняв босоножки, радостно оглянулась на Алексея возбужденными глазами.
— Погодите! — тотчас остановил ее Алексей. — До лодки мы не успеем. Встаньте под акацию. Переждем.
— Ах, какая красота! — громко сказала Валя и, поеживаясь, спряталась под акацией, держа в руках босоножки.
— Вы промокнете, вот в чем беда, — озабоченно сказал Алексей, став рядом с ней.
— Подумаешь, промокну, — возразила она и поглядела вверх. — Какая же это беда!