А он долго думал позднее об этом разговоре и, догадываясь, в чем дело, решил оставить Дмитриева с орудием на два дня в училище, понимая, как много значат порой в жизни человека два дня, два часа, даже час. Но, приняв это решение, он поймал себя на мысли, что привык по своему положению офицера (да, именно привык) смотреть на курсантов как на людей, которые прежде всего обязаны выполнять чужую волю, чтобы осознать собственную. Что ж, армия не случайный полустанок, на котором сошел ошибшийся поездом.
Валя была права: он никогда не говорил дома о своей жене, потому что боялся воспоминаний о ней: память не приносила облегчения. Да, ему казалось иногда, что она где-то рядом, что он встретит ее на улице, что однажды, придя домой из училища, увидит ее сидящей в его комнате. Он не был однолюбом — он просто ничего не мог забыть, хотя все между ними было кратким, быстротечным, как миг.
Целое утро Алексей пробыл в артмастерских, а когда вернулся к обеду, батареи уже были пусты — дивизион выехал, и среди сиротливых коек бродила одинокая фигура дежурного, говорившего с унылой обескураженностью:
— Это что ж такое! Пустыня! А тут почту приволокли, целую кучу писем. Ну что я с ними буду делать? Бежать за машинами и орать: «Стой, братцы!»?
— Юморист ты, — сказал Алексей. — Давай письма, через два дня буду в лагерях — раздам ребятам. Кому из наших?
— Да вот, — пробормотал дежурный и принес целый ворох писем.
Алексей лег на голый матрац соседней кровати, с интересом принялся разбирать письма.
— Ладно, гляди, я пошел дневальных шевелить, — проговорил дежурный. — Обленились орлы в связи с новой обстановкой.
Алексей читал адреса писем, пришедших со всех концов страны — из разных городов, деревень, из воинских частей: счастливая это была почта, давно такое множество писем не приходило в батарею. Здесь были письма Гребнину из Киева, Нечаеву из Курска, Карапетянцу из Армении, Зимину из Свердловска и, кроме того, денежный перевод Брянцеву из Ленинграда. («Неужели из Ленинграда? Значит, родные его вернулись из эвакуации?!»)
И вдруг горячей спазмой перехватило горло, он увидел замызганный желтый конвертик-треугольник со своей фамилией, написанной химическим карандашом: «Полевая почта 27513, Алексею Дмитриеву». Наискосок штамп: «Адресат выбыл». Рядом приписка внизу: «Березанск. Артиллерийское училище». И обратный адрес: «Омск. Дмитриева Ирина».