— Нет… что ж… давай закурим, — со спокойным видом сказал Алексей и встал, подошел к нему, взял папиросу. — Спасибо. А то у меня кончились. Это все-таки прекрасно. Я рад, что ты готов поделиться последним табаком…
— Что за ирония? — засмеялся Борис. — Может быть, ты, Алеша, хочешь уличить меня в лицемерии?
— Никакой иронии. Садись. Здесь все свои. Поговорим.
— О чем? — Борис полуулыбнулся, беглым взглядом окинул всех. — Впрочем, я тоже как раз хотел поговорить. Вижу, во взводе косятся на меня: очевидно, все верят тому, что ты говоришь тут обо мне. Слышал кое-что и хочу предупредить — брось, Алеша!
— Я ничего не говорю о тебе, ни слова, — ответил Алексей. — Но ты скажи: чья была катушка связи, которую нашел в кустах комбат?
— Катушка связи? — вздернул плечи Борис. — Ты что, провоцируешь? Какая катушка? При чем здесь я, если у тебя не хватило связи? — Он смял незакуренную папиросу. — Да дьявол с ней, в конце концов, с этой дурацкой катушкой! Я хочу, чтобы ты понял меня! По-человечески!.. При чем здесь я?
— И я хочу понять, — сказал Алексей.
— Вижу! — Брови Бориса изогнулись. — Вижу, Алексей, как ты хочешь понять! Ты хочешь совсем другого, по знаешь…
За пологом потоптались, и в палатку всунулся низкорослый курсант из соседней батареи, кашлянул на пороге для солидности.
— Первый взвод, кто у вас здесь Брянцев?
— Опять! — с неудовольствием воскликнул Дроздов, — Кто вы и откуда, товарищ? Чем можем быть полезны? Вам нужен лектор?
Курсант расправил под ремнем складки гимнастерки, снова кашлянул, недоверчиво огляделся.
— Так. Это первый взвод?
— Первый.
— И Брянцев есть в вашем взводе?
— Я Брянцев! — не без раздражения отозвался Борис. — Что дальше?
Курсант проговорил веско:
— Если ты Брянцев, то я комсорг взвода из второй батареи. Словом, мы знаем, как ты по-фронтовому действовал на стрельбах. Ребята тебя приглашают поделиться…
— Вот этого делать и не нужно! — вдруг запальчиво крикнул Дроздов. — Не нужно! Слышишь, комсорг? Чепухой занимаетесь! Ерундой несусветной. Это ты придумал, умница? Иди в свою батарею — переживете без лекций, если башка на плечах есть!
— Как это так? — обиделся курсант. — Почему чепуха? Почему прогоняете? Вы чего колбасите?
— Верно, тут тебе наговорят. Иди. Брянцев сейчас придет, — поддержал его Алексей, увидев побелевшие, плоско сжатые губы Бориса.
Курсант, недоумевая, потоптался и вышел из палатки.
— Слушай, Толя, какое ты имеешь право распоряжаться мной? — зло спросил Борис. — Я что, подчиняюсь тебе?..
— Борис, — перебил его Алексей, все так же глядя ему в лицо, — ведь катушка в кустах была твоя.
— Что-о? Значит, ты…
— Значит, ты оставил катушку. Но — зачем?..
— Как ты смеешь? Откуда ты это взял? — закричал Борис, бледнея. — Клевета… сволочная клевета! Что ж, я все понял! Спасибо, мой друг Алешенька, спасибо!.. Желаю тебе в задуманном деле всяческой удачи!..
И кинулся из палатки; шумно плеснул полог; нависла тяжелая, как духота, тишина.
…Теперь Алексей лежал на берегу, ощущая свежий холодок травы, и вспоминал, как все это было, а на волейбольной площадке по-прежнему не стихали стук мяча, крики курсантов: «Гаси!», «Есть!», «Переход подачи!».
Потом Алексей не спеша пошел в лагерь; сумрак леса поглотил его. Сырая мгла, сизо клубясь, сгущаясь, плотно собиралась в чаще, смутно белели тропки. Над ними волнисто плавал туман. В палатках повсюду зажигались огоньки, звучали голоса во влажном воздухе. Мимо прошел караул — разводящий с часовыми — на дальний пост, к автопарку. Перекликались у палаток дневальные:
«Егоров, где керосин? Почему лампа не заправлена? Его-ро-ов…»
Наступала ночь. Только на волейбольной площадке затянулась игра, и вокруг поляны толпились зрители изо всех батарей, в темноте полет мяча был едва виден, а Борис играл возле сетки, азартно требуя пасовки, и с силой ударял по мячу под восторженные вопли зрителей:
— Дав-вай!
Алексей постоял немного на поляне, подумал: «Зачем обманывать себя?» — и зашагал по тропинке к взводу.
Около палатки его остановил дневальный:
— Немедленно вызывают к капитану Мельниченко — тебя и Брянцева!
Глава девятнадцатая
В палатке комбата было натоплено, светло — яростным накалом горели две бензиновые лампы, сделанные из стреляных гильз, гудела раскаленная железная печка. Когда Алексей вошел, Мельниченко разговаривал с Чернецовым; пунцовый румянец заливал щеки лейтенанта.
— Войдите и садитесь, — разрешил капитан Алексею. — А где Брянцев? Что ж, подождем.
Офицеры поочередно читали какую-то бумагу, и Алексей то и дело ловил на себе спрашивающий взгляд Чернецова. Капитан же не посмотрел на него ни разу, и было похоже, что до прихода Алексея между офицерами шел серьезный разговор, а он невольно прервал его. На столе в армейской рации красными глазками мерцали лампы.
Близко за палаткой послышались быстрые шаги, голос Бориса произнес за пологом:
— Курсант Брянцев просит разрешения войти!
— Да, войдите.