Он был еще весь потный после игры в волейбол, гимнастерка прилипла к груди, но тщательно заправлена, ремень туго перетягивал талию. Тотчас в палатке разнесся запах одеколона — маленький плоский трофейный пузырек чистоплотный Борис всегда носил в кармане. Отчетливо звякнули шпоры.
— Товарищ капитан, разрешите обратиться?
— Пожалуйста.
— Товарищ капитан, по вашему приказанию курсант Брянцев прибыл!
— Садитесь, курсант Брянцев, — ответил капитан, продолжая читать бумагу. — Вот сюда, на ящик.
— Слушаюсь.
Пустой снарядный ящик стоял рядом с Алексеем, и Борис легко, непринужденно сел, не обернувшись, будто не заметив его, а капитан из-за листа бумаги внимательно поглядел на обоих, спросил:
— Вы что такой возбужденный, Брянцев?
— Играл в волейбол, товарищ капитан. — Борис улыбнулся. — Люблю эту игру.
— Хорошо, слышал, играете?
— То есть… говорят, что хорошо…
— Да. И стреляете вы неплохо. Я тут просматривал личные дела, Брянцев, у вас очень хорошая фронтовая характеристика. Подписана вашим командиром взвода лейтенантом Сельским. Вы воевали вместе с ним с Курской дуги?
— Так точно.
— Понятно. — Капитан положил бумагу на стол, кивнул Чернецову, сказал ему строго: — Об этом потом…
— Так вот что, товарищи курсанты, — заговорил он, немного помедлив. — Наличие связи проверено во всей батарее. Оказалось: одной катушки не хватает именно в вашем взводе. (Чернецов дернулся при этих словах.) Так кто же из вас потерял катушку во время стрельб — вы, Дмитриев, или вы, Брянцев? — Капитан опять помедлил несколько секунд. — Понятно, что оба вы одновременно эту катушку потерять не могли. Я прошу объяснений.
Борис подозрительно покосился на Алексея и с тяжелым вздохом поднялся.
— Разрешите, товарищ капитан? — Он пробежал пальцами по ремню и заговорил громче: — Товарищ капитан, я взял с собой четыре катушки. Четвертой хватило точно до вершины холма. Я утверждаю: катушки я не терял и ничего не знаю о ней!
Его голос отдавался в ушах Алексея и казался ему странным своей непререкаемой уверенностью, своей спокойной убедительностью; такой голос не может лгать. Борис замолчал. Огонь ламп холодно мерцал на его начищенных пуговицах, жарко вспыхивал на орденах, полосой прочертивших грудь. «Зачем он надел ордена? — подумал Алексей. — Почему именно сегодня?» В тишине тоненько пропел комар, опустился на руку Бориса и начал набухать; рука оставалась неподвижной.
— Я узнал об этой найденной катушке после стрельб и был очень удивлен, — проговорил Борис, а комар все набухал и набухал на его руке, стал весь пурпурным. — У меня нет оснований делать какие-либо предположения и догадки.
— И что еще? — спросил Мельниченко.
— Больше ничего не могу добавить, — ответил Борис. — Я не знаю, каким образом появилась эта катушка, товарищ капитан.
— Садитесь.
Борис сел и, только сейчас увидев комара, ударил по нему, брезгливо вытер пятно кончиком носового платка.
«Он хочет показать, что вопросы вовсе не волнуют его, что он не понимает, какое отношение имеет ко всему этому», — подумал Алексей, и чувство, похожее на острую неприязнь к Борису, охватило его.
— Старший сержант Дмитриев, — послышался голос Мельниченко. — Объясните, почему у вас не хватило связи? Чья же это, в конце концов, катушка?
Борис, подняв лицо, сощурился. Офицеры смотрели на Алексея: капитан со строгим ожиданием, Чернецов — с прежним выражением неуверенности и тревоги. Когда Алексей шел к капитану, у него появилось решение не говорить ничего о том, что он понял уже после стрельб. Просто сказать, что не может разобраться в этом случае с катушкой, а потом еще раз объясниться с Борисом, в глаза сказать, что он думает о нем, — и на этом закончить все. И сейчас, глядя на невозмутимо-честное лицо Бориса, он встал и увидел, как глаза его напряженно заулыбались в пространство.
— Товарищ капитан, связи у меня не хватило, когда мы обошли болото перед самым холмом и сделали крюк. Я запаздывал с открытием огня, но на холме я увидел Брянцева и попросил у него кабель, чтобы проложить связь до энпэ. У меня не хватало двухсот пятидесяти метров. Брянцев сказал, что кабеля у него нет, что у самого кончается связь… Вот и все, что я знаю.
Он умолк. Молчание длилось с минуту, и непроницаемое лицо Бориса стало влажным, точно обдало его паром, но прищуренные глаза старались по-прежнему улыбаться.
Борис проговорил ровным голосом:
— В том-то и дело, что у меня тоже кончалась связь.
— Да, наверно, — сказал Алексей. — Может быть. Я попросил у тебя связь и видел, как ты бежал через кусты к энпэ, потому что надо было открывать огонь. Глупо, конечно, было бы мне оставлять свою катушку в кустах и просить у тебя связь.
— Вы думаете, что это катушка Брянцева? — спросил Чернецов, покраснев алыми пятнами.
— Я не могу ответить на этот вопрос. — Алексей махнул рукой. — То, что я могу предполагать, еще не доказательство.
— А это уже ложь! — отчетливо-убежденно проговорил Борис. — Что за клеветнические намеки, Дмитриев?
— Я не собирался говорить намеками.