Том 1

Писатель выбирает для этой своей «оптимистической трагедии» важнейший этап войны — Сталинградскую битву. Ко времени создания «Горячего снега» окончательно сформировался бондаревский «способ ощущения мира», его политическая и философская мысль. Если в буржуазной идеологии с новой силой зазвучало утверждение ничтожества человеческой личности перед непонятным, пугающим, враждебным ей миром, то этой растерянности буржуазного сознания Бондарев противопоставил доказательную убежденность в могучих потенциях человека.

Нигде еще, как в «Горячем снеге», не были так ярко выражены им ведущие черты того типа современного человека, который мы называем «социалистическим типом личности» — особой породы людей XX века, сформированной как своим историческим прошлым, так и новым общественным укладом. За поступками, мыслями и чувствами героев романа встают очертания того огромного, что зовется советским народом. Оно — за судьбами лейтенанта Кузнецова и санинструктора Зои, командующего армией Бессонова и члена Военного совета Веснина, Уханова и Давлатяна, Нечаева и Сергуненкова…

Секрет непреходящего успеха и воздействия романа на читателя — в мастерстве художника, пишущего войну «самой правдой войны», в пластике, «стереоскопичности» изображения, в творческом усвоении им «уроков» его любимых писателей-классиков.

Издавна мысль Бондарева-баталиста устремлялась к сверкающей вершине толстовской эпопеи, в этом смысле еще в ранце автора «Батальонов» уже лежал жезл маршала.

В «Горячем снеге» очевидны приметы усвоения художественного опыта и другого великого реалиста. «…Целые рассуждения проходят иногда в наших головах мгновенно, в виде каких-то ощущений, без перевода на человеческий язык, тем более на литературный. Но мы постараемся перевесть все эти ощущения героя нашего и представить читателю…»[4] — так формулировал одну из особенностей своей поэтики Достоевский. Детализация событий одного-единственного дня, нарисованного в «Горячем снеге», характеров участников этих событий связана как раз с давнишним тяготением писателя к возможностям предельной концентрации изображаемого в самую малую единицу времени. Бондарев сознательно почти не дает предысторий своих героев — он умеет проникнуть в суть их образов в пределах минут и часов — такова особенность его эпичности. Заметим, что даже в «Береге», романе, охватившем почти тридцатилетие, он добивается эпического звучания, сводя и разводя, сопоставляя именно короткие временные промежутки (пять и пять дней). Тот же принцип письма и в «Выборе».

В «Горячем снеге», как уже говорилось, действие длится сутки. Кроме нескольких эпизодов из жизни командующего армией

Бессонова, беглых упоминаний о довоенной жизни других героев, никаких экскурсов в прошлое писатель пе делает. В центре романа — одно событие: бои на подступах к Сталинграду. Крупным планом выделены бои одной батареи.

Локализовав время и пространство, писатель углубляется в подробности, всегда значительные. «Выбивать танки и о смерти забыть!» — говорит батарейцам Дроздовского Бессонов, определяя их задачу. Этот момент забвения смерти — эпицентр «Горячего снега». Он тщательно изучается автором, воссоздается им во всех деталях движения мыслей, чувств, поступков героев.

«Исступленный азарт восторга и ненависти» владеет Кузнецовым во время атаки. Часы напряженного, на пределе физических и нравственных сил боя становятся для героев романа мигами наивысшего нравственного озарения. Кажется, писатель учитывает, увековечивает каждую секунду боя. Чувства страха, ненависти к врагу, ощущение боевого братства, обостренное чувство ответственности, столкновение разных представлений о долге, о человечности на войне — все соединено в изображении таких моментов. Густота, насыщенность многообразными оттенками чувств и мыслей в романе предельная. Каждый момент значителен, до ослепляющей яркости освещает все самое существенное в характере персонажа, позволяя понять, что за человек Кузнецов, каков Дроздовский…

Короткий эпизод с Сергуненковым, бессмысленно посланным Дроздовским к самоходке, чрезвычайно важен в романе, ибо тут отчетливо определяются отношения Кузнецова и Дроздовского, образным афоризмом предстает нравственная формула романа. Именно с этого момента Кузнецов потерял чувство «обостренной опасности и инстинктивного страха перед танками, перед смертью или ранением, перед всем этим стреляющим и убивающим миром, как будто судьбой была дана ему вечная жизнь, как будто все на земле зависело от его действий» (подчеркнуто мной. — И. Б.).