Том 1. Долгое ожидание

— Вы знаете, я уже достаточно наслушался в свое время о Баннерменах. Они, как видно, считают, что могут делать в этом городе все что угодно. Довольно часто мне приходилось узнавать и от начальства, кто именно диктует свои условия в нашем городе, а иногда даже перегибает палку в вопросах политики. И вот, кажется, на — этот раз мне удастся заполучить в свои руки хоть одного из Баннерменов… — С каждым словом улыбка лейтенанта становилась все холоднее. — У пас есть сведения, что вы имеете оружие. Эго так?

Отрицать этот факт не имело смысла. Я жестом показал на стул, где под курткой лежал револьвер.

— Вот так-то… — проронил Гравере и приказал сержанту: — Конфискуйте оружие, Фред!

Я уже прекрасно понял, что произойдет дальше, и начал одеваться. КогДа я был готов, лейтенант проговорил:

— Пойдемте, все свои показания вы дадите в полицейском управлении в присутствии свидетелей. — Он взглянул на Аниту. — Вы тоже поедете с нами, мисс.

Глава 8

Они рассадили нас вокруг стола, а мой револьвер положили на стол. У лейтенанта Граверса был весьма довольный вид. Он разрешил Аните воспользоваться телефоном, и она позвонила Уэнсу Колби. Скорее всего, он уже находится на пути в полицейское управление.

Я обратился к лейтенанту и сказал ему, что мне тоже хотелось бы позвонить кое-кому. После недолгого раздумья Граверс разрешил сержан гу подключить еще один телефон. Я разыскал в справочнике номер Уилкинсона, позвонил ему и, сообщив, кто я и где нахожусь в настоящее время, попросил приехать сюда. Он очень разволновался, услышав эти слова, и сказал, что немедленно приедет.

Для человека, которому уже стукнуло 93 года, приехал он довольно быстро. На дорогу ему понадобилось не более пятнадцати минут. Я не видел его 25 лет и нашел, что он почти не постарел за эти годы. Это был высокий старик с седой шапкой волос на голове, величественный и благородный. И совсем нетрудно было понять, почему он стал самым уважаемым адвокатом штата.

Мы крепко пожали друг другу руки. Мне очень хотелось подняться и поболтать с ним о всяких пустяках, но старик сразу попросил Траверса, не может ли он дать разрешение поговорить со мной несколько минут наедине, и тот был рад оказать Уилкинсону эту любезность. Однако же по выражению лица лейтенанта я понял, о чем он думал. Гравере отлично знал, что ему придется вести со мной большой и трудный разговор, ну и хотел оттянуть эту минуту.

Крошечная каморка, куда нас привели, была пропитана запахами пота и табака, а потому я не испытывал никакой радости, переступая этот порог. Уилкинсон бросил свою папку на стол, вынул оттуда какие-то бумаги и придвинул их ко мне таким образом, чтобы я мог сразу же увидеть помеченные им места.

— Ваш отец, Кэт, полностью доверял мне, — заявил Уилкинсон. — И ваш дед почтил меня тем же. А вы… верите мне?

— Конечно! У меня нет никаких причин не доверять вам.

— Вот и отлично! — Он вынул из кармана ручку. — Распишитесь там, где стоят галочки.

Я поставил свою подпись, наверное, в двадцати разных местах, вернул ему ручку и сложил бумаги.

— Зачем вам это нужно? — осведомился я.

— А вы когда-нибудь интересовались подробностями завещания вашего отца, точнее говоря, дедушки?

Я неопределенно развел руками.

— Знаю лишь, что он разделил свое состояние между моим отцом и дядюшкой Майлсом. Разве не так?

— В какой-то степени так. Но имелись еще и некоторые дополнительные условия. После их смерти деньги должны перейти к детям. А если кто-нибудь из детей умрет, то наследство переходит к ныне здравствующим родственникам или, в свою очередь, к детям умершего.

— Вот как?

— Так гласило последнее завещание. Кроме того, ваш дед, зная об отношении своих сыновей к деньгам, поставил в завещании и еще одно условие: капитал переходит к сородственникам покойного только в том случае, если он не затребован прямыми наследниками в течение тридцати лет. Срок этот истекает как раз в субботу, то есть завтра.

— О’кей. Выходит, я являюсь законным и единственным наследником уже истраченного отцом капитала. К чему же тогда вся эта волокита и писанина? Ведь я знаю, что мой старик растратил причитающиеся мне денежки.

— В том-то и дело, что дед сделал оговорку, согласно которой его дети не имели права полностью расходовать свой капитал. Ваш отец был бесшабашным человеком, но и он тем не менее оставил кое-какую недвижимость, которую не имел права продавать. Так что если вычесть налоги, причитающиеся за это время, то на вашу долю приходится все же не менее двух миллионов.

Мои пальцы непроизвольно вцепились в край стола, и я вскочил на ноги.

— Что?!

Уилкинсон задумчиво кивнул.

— Теперь вам понятно, зачем мне понадобились ваши подписи?

Однако тут далеко не все было ясно, и я задал еще один вопрос:

— А как же обстоят дела с дядюшкой Майлсом и его сыновьями?

— Скорее всего — никак. Они уже истратили все до последнего цента, и из Баннерменов богатым остались только вы.

— Черт возьми!

— Но в завещании имеется еще один пункт, который все может испортить, и это меня беспокоит. Могут возникнуть большие неприятности.

— Ав чем дело?