В казарме день встает.Меж голыми стенамиТруба поет, фальшивя, на снегу.Восходит солнца призрак за домами.А может быть, я больше не могу?Зачем вставать? Я думать не умею.Встречать друзей? О чем нам говорить?Среди теней поломанных скамеекЕще фонарь оставленный горит.До вечера шары стучат в трактире,Смотрю на них, часы назад идут.Я не участвую, не существую в мире,Живу в кафе, как пьяницы живут.Темнеет день, зажегся газ над сквером.Часы стоят. Не трогайте меня.Над лицеистом, ищущим Венеру,Темнеет, голубея, призрак дня.Я опоздал, я слышу: кто-то где-тоМеня зовет. Но, победивши страх,Под фонарем вечернюю газетуДуша читает в мокрых башмаках.
1931–1934
«На подъеме блестит мостовая…»
На подъеме блестит мостовая.Пахнет дымом. Темно под мостом.Бледно-палевый номер трамваяВыделяется в небе пустом.Осень. Нищие спят у шлагбаума,Низкой фабрики дышит труба,С дымом белым, спокойным и плавным,Отдаляется мира судьба.Всё так ясно. Над речкой тифознойРыболов уплывает на месте.Затихающий шум паровозныйВозвращается к пыльным предместьям.Солнце греет пустые вагоны,Между рельсами чахнут цветы.Небо шепчет: забудь о погоне,Ляг у насыпи низкой, в кусты.Восхищающий низкие души,Скоро вечер взойдет к небесам.Отдаляйся. Молчи о грядущем.Стань лазурью и временем сам.Так спокойно в безбрежную водуКлюч стекает холодной струей,Исчезает, уйдя на свободу,Обретает священный покой.Всё молчит. Высота зеленеет,Просыпаются, ежась, цари.И, как мертвые яркие змеи,Загораясь, ползут фонари.
Ты устал, отдохни.Прочитай сновидений страницуИль в окно посмотри,Провожая на запад века.Над пустою дорогойПомедли в сиянье денницыИ уйди, улыбаясь, как тают в пруду облака.В синеве утонув,Над водою склоняются травы.Бесконечно глядясь,Не увидят себя камыши.Подражая осоке безмолвной и горькой, мы правы –Кто нас может заметитьНа солнце всемирной души?Мы слишком малы.Мы слишком слабы.Птица упала.Не упасть не могла бы,Жить не смогла на весу.Поезд проходит в лесу…