Там, где, тонкою нитью звеня,Ветер боли и вольности рад,Ярким дымом июльского дняНаполняется сердце с утра.Набегая на теплый песок,Меж деревьев сияет водаИ, вскипев у горячих досок,Возвращается вспять без следа.Отражая часы и часы,Облаков белоснежный парад,Мясника золотые весыПод опущенной шторой горят.У платформы, где в блеске стрекозОбрывается путь в камышах,Паровоз, что нам письма привез,Отдыхает, чуть слышно дыша.А за ним на горячем пескеВыгорают палаток цветыИ, загаром лоснясь налегке,Возвращаешься к берегу Ты.И навстречу ревущей волнеРаскрывается небо вполне,Будто всё превратилось, любя,В голубой ореол для Тебя.Но чем ярче хрустальная даль,Где волна, рассыпаясь, бежит,Тем острее прошедшего жальИ яснее, что счастьем не жить.
1932
«Под глубокою сенью аллеи…»
Под глубокою сенью аллеиДождь дорожку омыл добела.Утомилась рука водолея,В белом небе сирень расцвела.Всё как прежде, и только цветы,Нежным запахом в холод дыша,Оживили кусты. Дни пусты,Но очнулась и внемлет душа.Фиолетовый гребень в дождеМимолетного грохота ждет,Пар ползет на пруду и вездеЧто-то медлит, но снова живет.В тонкой заводи прядает гладь,Отраженье зари зарябив.Но охотник не хочет стрелять,Смотрит в небо, ружье зарядив.Средь капели, где луч на весуПовторяется тысячи раз,Начинается лето в лесу,Раскрывается множество глаз.Я не вижу Тебя, но Ты здесь,Я не слышу Тебя, но Ты есть.Где-то птица поет. Это весть,Что лесам невозможно не цвесть,Что заре невозможно не бытьЯрким дымом на белых домахИ что сердцу нельзя не любитьЭто утро Твое на холмах.