Том 14. Звезда надзвездная

А кабаниха за своими пошла за кабанятами: когда еще такой случай выдастся, а неграмотному нынче ходить – и свинье не полагается.

* * *

Ушла кабаниха и вот уж назад жалует. И не одна: семеро сорванцов за ней – клыки белые молоденькие так и поблескивают, а хвостики, что ниточки.

– Вот они мои все семеро. Обучи, сделай милость.

Шакал взглянул из-за решета на кабанят, не удержался – облизнулся большим облизом вкусным: хорошо хруптит кабаний жареный хвостик!

– А когда, кум, прикажешь наведаться?

– А я тебе сказал, через неделю. Коли толковые, за неделю успеют. Посмотришь, кума, как обработаю: и не узнать!

Кабаниха пошла домой одна.

* * *

Шакал отбросил решето: чего с ним? – пробито и прутья наружу – дрязг.

И погнал за собой кабанят.

Шестерых он поставил в закуток.

А седьмого – в котел: одна половина на обед, другая – на ужин.

Нажрался и завалился спокойно дрыхнуть: и сыт и впереди неделя сыта!

* * *

Всякий день у шакала на обед и на ужин кабан – всякий день по кабаненку выводит шакал из закутка.

Шкуру, растянув, приколотил на дворике: шкура к шкуре – рядком.

И полетели мухи на шакалий двор, на свежую шкуру.

И от мушиного зума и зура такой шум поднялся – весь шакалий дом, как живой брум, забрумбунил.

К восьмому дню шакал последнего кабаненка прикончил.

И семь шкур кабаньих на дворе шакальем висели мухам на утеху.

* * *

На восьмой день явилась кабаниха. Шакал вышел ей навстречу.

– Здравствуй, тильта! Как, кумушка, поживаешь?

– Спасибо, кум. Могу я моих ревезят посмотреть? И как – может, домой можно?

– Одно тебе, кума, скажу: усердно засели за книгу! Лучше не мешать. А не такие они гораздые, как мне тогда показалось. С лица милы – в мамашу. А насчет смекалки – в отца. Муженек-то твой, видно, не таковский: не тебе чета.

– Чего греха таить, старик не очень гораздый: ни читать, ни писать не умудрился.

– Ну, это твоим детям не помеха. Не даром у них такая мамаша. Не хвастаясь, скажу: прилежания у них не занимать стать. Хочешь, кума, проверим?

– Очень бы хотелось.

– Вот пойдем сюда к дому: приложи ты ухо к двери. И ты собственными ушами услышишь, как здорово долбят уроки. Да, знаете, – шакал ощерился.

А кабаниха распустила ухо под дверью.

А там – ну там такая долбня – ну такой брум и зум и зур, ну, как мухи.

– Что, говорил я тебе! каково?

Кабаниха даже всхлипнула:

– Очень, очень прилежны.

– Примешь их от меня не как какую дрянь, а совсем порядочных и вполне приличных, образованных, понимаешь?

– Очень, очень мне это приятно. А когда ж, куманек, придти-то за ними?

– Да так – через недельку, кума. К тому времени они будут совсем в отделку.

Кабаниха пошла.

* * *

Кабаниха с глаз долой – шакал за работу.

Немало немедля принялся шакал мастерить лазейку – другой выход из дому «на всякий случай» с другого конца: неровен час, улепетнуть чтобы.

А кабаниха, как вернулась домой, и до того без детей заскучала, нет уж сил сроку дождаться. День еще кое-как перебыла.

А наутро к шакалу.

Стучит она в шакалий дом.

Никто не открыл ей.

Й принялась дубасить.

– Это я, – кричала она, – я, тильта! кум, отвори ж мне! Я пришла детей повидать.

Шакал, как услышал, да скорей через двор к лазейке.

Только его и видели.

Кабаниха кличет:

– Отвори! Я пришла детей повидать.

И ей никто не отвечает.

Постояла прислушалась: там брум и зум и зур, как мухи.

«Нет, это не мои дети: мои дети узнали б мой голос, пустили б!»

Кабаниха навалилась всей своей грузью на дверь – и высадила дверь.

Да в дом – нет никого.

Она во двор – и там никого.

Шкурки висят – семь шкур кабаньих – и вьются мухи: зум и зур и брум.

Это детей ее шкурки – узнала!

Бешеная бросилась она через шакалий двор – все углы обежала– отыскала лазейку. Да в лазейку по следу шакала.

* * *

Бежал шакал, что есть прыти – кабаниха следом.

Быстер шакал – бешеная свинья быстрее.

И все быстрее, по пятам уж. И видит шакал, не уйти! На дороге нора: он в нору.

И кабаниха тяп его – ухватила за лапу и потащила.

– Чего ты, – кричит шакал, – за корешок-то тянешь? Ты думаешь, это моя лапа? Моя лапа рядом.

Кабаниха сдуру и выпустила лапу.

Шакал лапу, а хвост не успел: кабаниха хвать за хвост.

– Чего ты, – кричит шакал, – за корешок-то ухватила? Ты думаешь, это мой хвост?

– Да, – сквозь зубы, – да, я думаю, хвост.

Да как рванет – и оторвала хвост.

Шакал провалился в нору в самую глубь, да по проходам выбрался с другой стороны на волю.

– Ладно ж! – кричала кабаниха, – упустила тебя, стервеца. Ну, да тебе от меня не уйти теперь: меченый! Я тебя, бесхвостого, из тысячи узнаю. Я тебя, подлеца, – не уйдешь!

* * *

Обошла кабаниха всех своих родственников, обежала всех знакомых и приятелей.

И всем и каждому одно свое о шакале – который шакал детей ее убил и которого – убить мало!

– Подлец, – кричала кабаниха, – ушен украл семь моих деток и всех убил! и всех сожрал! Кто б и где его ни встретил, тут же его, на месте, мерзавца! Или мне скажите, я с ним сама расправлюсь. Я ему, негодяю, оторвала паршивый его хвост: шакал бесхвостый!

И пошла молва по лесам, по полям, по дорогам: ищут кабаны среди шакалов бесхвостого шакала: от кабаньего клыка бесхвостому не уйти!

А бесхвостый: