Том 14. Звезда надзвездная

– Эх, дураки, дураки! с хвостом ли, бесхвостого – голыми руками меня не взять.

* * *

По дороге к мельнице стояло большое фиговое дерево.

Давно на него шакал зарился: хорошо с винными ягодами чаю попить, не плохо и свежей смоквой полакомиться.

Только теперь уж не до чаю и не в лакомство, другая забота: хвост – как никак, а бесхвостый всякому взарь.

А стали шакалы между собой шушукать:

– Который из нас, товарищи, бесхвостый?

И пришло бесхвостому на ум:

«Угощу-ка я хвостатых фигой!»

Вот и скликал он шакалов под дерево на даровое угощение.

* * *

Большая собралась стая – и старые и малые – шакалы, шакалики, шакалята: за фигой да еще на даровщинку только дурака не заманишь!

– Товарищи, вы меня подсадите на дерево, и я вам стрясу – всем будет по фиге.

– Не согласны, – заорали шакалы, – мы тоже хотим полезть.

– Никак невозможно: первое дело – ветки не выдержат, а затем – подымется спор из-за местов, откуда кому фиги рвать, мельник услышит и не успеем во вкус войти, всех нас турнет по шеям.

– Правильно.

– Правильней всего будет так: я всех привяжу хвостами к стволу и у всякого под носом будет свободное местечко – в любой момент всякий может подхватить фигу.

Шакалы остались довольны. А шакал привязал шакалов хвостами к стволу, влез на самого большого шакала, а с большого шакала на дерево – пустяки, укрепился на ветке и ну трясти.

Фиги попадали – шакалы с визгом бросились подбирать всякий свое.

И не столько визжали шакалы, сколько бесхвостый унимал их криком.

Такое поднялось: и не только на мельнице, а и за мельницей слышно.

Мельник слышит, взял дубинку да с дубинкой прямо к дереву на горячее место.

Шакалы со страху побросали фиги дави́ бега – да бежать-то не убежишь, хвостами привязаны, хвост не пускает.

Или погибнуть или хвостом пожертвовать!

И разбежались шакалы кто куда – а оборванные их хвосты остались на стволе мотаться.

– На-ка-сь! ищи теперь бесхвостого, свинья! – взвизгнул шакал, да с дерева как сиганет.

Мимо хвостов, мимо дубинки, мимо мельника и – пошел.

* * *

А кабаниха рвет и мечет – давай ей бесхвостого шакала!

И устроили кабаны на шакалов облаву.

Окружили целую шакалью стаю да к кабанихе во двор и пригнали.

А глянула кабаниха и глазам не верит: все одинаковые – и хотя бы у одного какой завалящий! – у всех хвосты оборваны, бесхвостые.

«Ну, ладно ж, выведу я тебя, мерзавец, на свежую воду! Или всех погублю!»

И сейчас же на кухню.

Сварила такую перцовую кашу филь-филь на «вора-злодея». –

«Кто мне зло сделал, тот первым ах простонет!» – пошептала над кашей.

И выносит полное блюдо филь-филь – угощение шакалам: понапрасно ведь беспокоила! против них она ничего не имеет! так вот, чтобы загладить – угощение! Милости просим, отведайте кашки!

Шакалы на кашу навалились.

А бесхвостый-то кум только вид делает: ест, а сам все на землю.

И когда шакалы наелись – блюдо подлизали – перец-то у них там как зажжет, в один голос все разом и ахнули.

Кабаниха их в сад на пруд – водицы испить!

Шакалы на воду напустились.

Уж пили, пили – а жжет! – да там на бережку и лапы кверху.

А бесхвостый кум – ему с чего? – глотнул и довольно.

И как увидел он, что товарищам крышка, с берега шасть – да мимо кабаньих пырь –

– Твой кум тут! – крикнул.

И был таков.

3. Лев в сапогах

Что язык, что слово, – что волос, что хвост.

Подрос хвост у шакала.

И опять шакал, как шакал – ушен!

Раздобыл шакал коровью шкуру, взобрался со шкурой на холм, там и ему все видно, и сам у всех на виду! расправил шкуру, вырезал сапожной кожи и за работу: сандалии шить.

И уж ходит по холму и не просто – прогуливается: обнову разнашивает! шакал в сапогах!

* * *

А проходил мимо лев.

Что за диво: шакал в сапогах!

– Послушай, ушен, нельзя ли мне такие?

– Что ж, изюм, можно.

– Великолепные сапоги! И ты это все сам? – А кому ж! моих рук дело.

– Сделай, пожалуйста.

– Только твой материал, изюм! Кожи у меня подходящей нет, а что было, вся высохла, не годится.

– Чего надо, я все достану. Ну, и мастер же ты, ушен.

– Корову надо, да чтоб пожирнее! Чем жирнее корова, тем свежее кожа, тем крепче и мягче обувь. Такие тебе сапоги сошью – сандалии! – и век не сносить, и легко, и покойно: самый вострый шип не уколет и заноза не влезет, хоть по иголкам бегай. А главное, не чувствительно: босиком или обутый – не разберешь.

– Я тебе, ушен, корову мигом доставлю.

– Живую и пожирнее.

– Ладно.

Лев отбежал за холм и уж тащит этакую.

Шакал осмотрел: годится.

– Вот именно такую и надо. А из мяса мы и тупу наварим, и котлетов нарубим, и студню заготовим. Ты студень любишь?

– Не откажусь, ушен: студень с хреном очень вкусно.

– Ну, изюм, управься с коровой.

Лев корову кончил.

Шакал с коровы кожу, вырезал кусок для сандалий.

– Надо иголку и дратву, можешь расстараться?

– Это можно.

И опять лев отбежал за холм.

Шакал пощупал кожу – помял, потискал – не кому ведь, самому льву сапоги шить, надо постараться!

– А какая жирная корова, такой никогда не перепадало шакалу: то-то вкусно!

А лев уж идет: иголку и дратву, получайте!

* * *

– Ложись, изюм, и протяни мне свою лапу! Надо пометить. Надо, чтоб уж по ноге, честь честью. А затем прикрепим.

Лев лег, задрал ноги.