Том 15 (XVII век)

Кралевичь же пойде с нимъ во градъ, а товарыщевъ оставиша на страже нощней. И приидоша во граде прежде к полате купцевой, где мать его пребываетъ. И влезше к скважини, позревше в полату и видеша ю, молящуся Творцу своему о возвращении сына своего в домъ свой в добром здравии. Видевше же то они, купецъ о семъ радостенъ бысть, а кралевичь подивися и похвали. Пришедше же они к полате же, где купцева жена пребывает. И поглядевше скважнею в полату оконцемъ, и жена купцева тожде творитъ, что и свекровь ея. И купецъ о семъ зело возрадовася.

И паки купецъ взявъ кралевича и поведе его к полате, где пребываетъ кралевичева сожителница. И взявъ купецъ в руце свои мечъ обоюдуостръ и рече ему: «Буди, господине кралевичю, на волю твою! А что увидишь, не оглашай. Аще ль тако сотворишь, и аз могу тя у окошка у скважни на углу мечемъ си заклати».

И прилезше к скважни, взглянувше же в полату, ажно у сожителницы в полате сидитъ на кровати любовникъ ея, котораго имела еще при немъ, кралевиче. Образом же той любовникъ зело неискусенъ[1493] и нимало не дошелъ до кралевича. И, сидя на ложнице[1494], бияше ю по ланитома[1495] и ругается ей. Кралевичъ же се виде, едва и держася на угле. И восхоте вскричати, но не возможе, что положена межъ ими заповедь[1496]. И естъли бы у кралевича мечь в руце былъ, то бъ моглъ самъ себя заклати от печали тоя.

Любовник же, сидя на кровати, внезапу увиде кралевичево начертание на хартии, рече ей: «Что се за листъ? Повежд ми скоро!» Она же рече ему в слезахъ: «Се начертание драгаго моего сожителника». Онъ же рыкнувъ на ню и повеле бити образ той по ланитома. Она же отрицашеся[1497] се сотворити, но не возможе, потому что велми нача ю принуждати. Плакавъ же, она нача персоню мужа своего по ланитома бити. По семъ нача с нею на ложнице опочивати и что имъ годе творити.

А кралевичь сие все виде с купцемъ темъ. И поидоша оттоле, пошедше в... своя. И по обычаю пойдоша в путь свой до царства. Купецъ о преждереченномъ велми бысть радостенъ в путъномъ томъ шествии, а кралевичь и наипаче бысть в печали. И с печали тое путем до царствия бысть лице его не якоже прежде, но ни в полы[1498] при прежнемъ.

Егда же пришедше в то царство, и возвестиша царю про приходъ кралевичев. И повеле царь кралевича поставити предъ себя. Пришедъ же кралевичъ предъ царем. И увиде его царь в лице, помня хвалу про него посла своего, и велми ему не показася[1499]. И возъярися же зело на того посла, которы ему про кралевича сказывалъ. Повеле же кралевича ввести в садъ свой. Садъ же той таковъ бе: кто иво, того овощу, от человекъ прииметъ в садъ, от болезни или и здравы, то велми прибавливалъ красоты в лице и здравия телу. И нача царь к кралевичю входити в садъ по вся дни и на него взирати, да ли прибудете в лице его красоты ему. Кралевичь, прибывая в саду, поминаючи сожителницы своей любовь, наипаче же беззаконие ея, нимало красоты в лице его не прибуде.

По неколицехъ же днех нача кралевичъ от великия кручины своея по саду гуляти и на дъревеся взирати. И подъ некоимъ прекраснымъ древомъ узрилъ ложе царское и постеля, и возглавие, и одеяло. И помысли в себе, что царь опочиваетъ с царицею о полудни. И восхоте от некоего помысла видети царя с царицею на ложе томъ, и взлезе на ино древо близъ того. Седящу же ему на древе, бысть день о полудни. И видитъ кралевичь: ползетъ на коленех межъ древес к ложу некакой поползень на древяных колодках. Прииде же той поползень к ложу и колодки повергъ на землю, самъ же вынявъ ис-под возглавия одежду царскую и облечеся, и седе на ложе.

Времени же малу минувши, прииде к нему и царица царя того с тремя своими девками. Той же поползень нача царицу ругати и бити по ланитома. Бивши же приглашаетъ[1500], чего ради замешкала к нему приитти. Она же рече ему: «Царь долго убирался, не ехалъ за охотою в поле». А той царь полевую охоту зело любилъ и непрестанно ездилъ. Поползень же той нача с царицею творити беззаконие. И паки разыдошася же. А кралевичь сей сойде со древа и велми изумелся, рекъ в себе: «Воля Божия буди надо мною! Виждь, каковъ сей царь славенъ и образомъ прекрасенъ, а жена ево такъ озорничаетъ, не токмо моя сожителница оставшаяся!»