Том 15 (XVII век)

И отверже всю свою печаль от сердца, бысть в три дни прекрасенъ и здравъ паче прежняго. Царь же пришедъ видети его и велми подивися красоте его. Рече ему светлообразно: «Повежд ми, человече, чего еси ради, многое время бывъ в саду, не бысть красенъ и здравъ, ныне же вижу тя в маломъ времени пременена в красоту». Кралевичъ же бысть призстрашенъ, возвести ему подробну все про печаль свою. И паки рече ему: «Великий царю! Ест ли в семъ саду под древомъ твое царское ложе и когда ты на нем опочиваешь?» Царь же бысть яко во изумлении. Рече ему, что нетъ у него такаго древа, чтобъ было подъ нимъ ложе, и никогда онъ в саду не опочивалъ. Кралевичъ же ему: «Царю, время ти итти в своя царская сокровища. Ко мне же ти приити подобаетъ симъ образомъ, то ти все покажу. Зберися ехать будъто в полевую охоту и, оставя полевую охоту, прииди семо, то узриши желаемое».

Царь же сотвори тако, прииде к кралевичю обычаемъ темъ, яко же выше речеся, в садъ единъ и без ружей. Валтасаръ кралевичъ вземъ его за руку и поведе ко древу тому, где ложе царское, повеле же ему лести на ино древо близ того. Взем же кралевичь в руце свой мечь и полезе за ним же на древо. Рече же кралевичъ: «Великий царю! Воля твоя со мною, рабомъ своимъ. А аще что ни увидишь, то со древа не оглашай, а после воля твоя и с ними. А буде изволишь огласить, то имам тя зде на древе мечемъ симъ главу твоя отъяти от тя». И седоша оба на древе, царь вкупе и кралевичь.

И по малу времени о полудни ползетъ к ложу тому вышереченны поползень, котораго виделъ прежде кралевичъ. И прииде тот поползень к ложу и колодки свои по обычаю повергъ под ложе, а самъ вземъ ис-под возглавия одежду царскую, облечеся в ню и седе на кровати. И мало время прейде, прииде царица с теми же тремя девками. И поползень принявъ ю, нача ругати и беззаконие с нею по-прежнему творити.

Царь же, се видя, оцепене весь и восхоте возгласити на них. А кралевичь хоте его мечемъ заклати, потому что не бояся его, не виде никого близ древесъ и во всемъ саде. Цесарева же, натешивъшись, с поползнемъ разыдошась. И после их царь с кралевичемъ соиде со древа и назва кралевича за такую ево любовь братом себе. И прииде в домъ свой, и веле того поползеня сыскати. И, сыскавъ его, з женою своею повеле повесити их на ворота. И розстреля их самъ с кралевичем, а тело их повеле псомъ на едение повергнути.

И поживъ после жены своея с кралевичемъ нелико летъ. И в некоторое время рече царь кралевичю: «Брате мой, Валтасаре кралевичю! Послушай моего добраго совету, что яз тебе изреку. Виждь, что наши сожителницы, с нами в любви живучи, чинили. И ныне, брате, возмемъ мы моего царства некую прекрасную из женъ и станемъ с нею жить вместе аки с сожителницею. А посадимъ ея в высокую стрелню[1501] и приставимъ старуху крепкую. А двери, для верности межъ себя, станемъ печатми своими печатать. А ради любве, чтобъ меж нами не было какие вражды, потому что сие дело зело мнительно, положимъ межъ себя заповедь велию, а ей тое заповеди не объявимъ». Кралевичъ же рече ему: «Господине, советъ твой благъ. Но восвести ми, что к сему делу заповедь ради вражды?» Царь же рече ему: «Сице, брате, заповедь: пришед к ней в стрельню оба и положим ея на ложе, а сами ляжемъ по обема сторонама ея, единъ о десную[1502], а вторы о шуюю[1503] сторану ю. И кий из нас похощет с нею пребывати, той втораго ногою своею потрогай. И которого тронетъ, той в тоя поры лежи ничь на ложи, не трогася, а той с нею пребуди».

И похвали кралевичь разумъ царевъ, и сотвориша тако по совету своему. И живше с тою любовницею многое время по той заповеди безложно. Любовница же их по некоему случаю выведав их советъ, паки и заповедь. И в некое время поглядевъ из стрельни в оконце и увиде на земли некоего отрока, и разгоревся к нему любовию похоти. Спусти в оконце холстъ и подыме его темъ холстомъ от земли в оконце, пребывъ с нимъ на ложи.

По времени же придоша к ней царь и кралевичь по обычаю своему. Любовница же их, яко лукава зело, услыша приходъ их к себе, сохрани отрока того от них в сундукъ свой. Царь же и кралевичь пришед и по обычаю своему легше с нею на ложи. И она бе лукава зело и злохитра, тронула их по заповеди ихъ своима ногама обеих вдругъ. Они же легше оба ничь на ложи и держаша во уме своемъ другъ на друга, потому что живъ они многое время межъ собою зело любовно и безложно. А в тоя поры тотъ ея любовник вышед из сундука и ляже меж ими, и пребывъ с нею. И паки темъ обычаемъ любовница много время с ними живъ.