Повесть о перстне сохранилась в двух версиях (обе — XVII в.) под названиями: «Притча о истинне господине» и «О вельможи Цареве». Сюжетная схема их полностью совпадает, и вторая, вероятно, явилась обработкой «Притчи». В «Притче» внимание автора сосредоточено на философских вопросах отношений владыки земного (царя) и небесного («истинна господина», т. е. Бога). В повести о вельможе внимание перемещено на отношения царя и мудрого советника.
Текст «Притчи о истинне господине» опубликован В. П. Адриановой-Перетцпо рукописи конца XVII в. (Адриан ова-Перетц В. П. Из истории русской повести XVII в. // Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. Сб. ст. к 70-летию акад. М. Н. Тихомирова. М., 1963. С. 199—202). Повесть «О вельможи Цареве» публиковалась по списку
СКАЗАНИЕ О ЦАРЕ ГАЗИЕ
Подготовка текста и комментарии Е. К. Ромодановской
Царь иерусалимский Газиан, пришла на него рать удольна[1508]
и облегла около города, а лежитъ 4 годы. И бысть таковая дороготня во граде Иерусалиме, по 30 рублевъ кобилия голова мяса.Во единой же храмине живут две вдовицы, а имеют у себя по детяти. Уже они седят алчны велми. И умысля они побити дети своя да поясти. Едина глагола: «Убей ты свое детя напередь, да сьедим вместе, и потом я свое убью, да с собою же сьедим». Едина же детя свое убила и зь сосеткою своею сьела. И кабы и другое убити помышляюще они. И другаго мати его не убила, но да сохранила.
И вышедъ царь Газия рано на град[1509]
посмотрити ратныхъ, уже имъ было предатися[1510] от глада. И пришла к нему вдовица и нача предъ нимъ плакатися, глаголюще: «Царю Газия, помилуй мя!» И рече царь Газия: «Право, мати, не имею у собя ни кажново[1511] пенезя[1512] в калите[1513] своей, что дати тобе». И рече ему вдовица та: «Не милостыни, господине царю, прошу язъ у тобя. Послушай, государь царь, речей моих». Глагола: «Жило, государь, нас 2 вдовицы во единой храмине, и у нас, государь, будучи по детяти. И ошибла нас, господине, голотьба великая. И мы, господине, здумали дети своя убити поести. Аз же, господине, свое детя убила да и сьела с соседкою своею, а соседка моя, господине, своего детяти не убила да сохранила».И царь Газия сошелъ з горы велми печален и почал думу думати сь своими велможами: «Что есть се, что уже матери детей своих тепутъ[1514]
да ядят?»И велможи вздумали да послали единого от велможъ ко пророку Аггею. И рече ему пророкъ Аггей: «Не дивуйся ты тому, царю, что матери дети своя тепут да ядят, занеже[1515]
бо алчни добре, но несть у нихъ ума. А ныне, царю, у тобя дороготня во граде, по тритцати рублем кобылия голова мяса. А заутра у тобя будетъ, царю, по 4 пулы твоя кадь пшеницы,[1516] но некому будетъ ея купити».И велможа поведаша же то царю. И рече царь велможам своим: «Соблазнилъся есть пророкъ ваш. Камо сему быти об одну нощъ, отколе ся ему взятись? И около города рать стоитъ. Аще отверзетъ Господь вся хлябы небесныя, но и тутъ об одну нощь негде взятися».
И послаша к нему вдругоредь того же велможу. И тот же ответъ рече пророкъ Аггей, рече велможе тому: «Царю тот хлебъ видети и ясти, а тобе тот хлебъ видети, а не ясти».
Заутра ж царь с велможами своими въехавъ на городъ рано, хотя предатися, и не узре ратныхъ. Он же посла сторожей подозрети. Ихъ же не стало никакова человека, все поступили не ведать где[1517]
. А в станехъ навезено пшеницы и ячмени множество. Тогда царь повеле из града пустити люди, наемлются хлеба. И тогда начаша продавати, всяко надеяся взяти дорого от глада. Кто ни поторгует, тот дает по 4 пула на цареве мере[1518]. Единеми вороты люди идут в город, а другими из града.А тот велможа поставлен у вратъ царем, которой ходилъ ко пророку Агею. И стесняся[1519]
люди, да его удавили. Царь же повеле тот хлебъ купити по 4 пула. Велможа тот хлебъ виделъ, а не ял. Збылось имъ слово Агея пророка. Аминь.КОММЕНТАРИЙ
Повесть о царе Газие, созданная в середине 1640-х гг., представляет наиболее ранний опыт обращения к библейским сюжетам в чисто художественных целях и использования их для создания беллетристических сочинений. Ее автор использовал ветхозаветный рассказ о царе, не поверившем слову пророка (см. 4 Цар., гл. VI—VII), введя ряд русских реалий и сюжетных изменений. Так, имя главного героя явно навеяно образом прислужника пророка Елисея Гиезии, который в древнерусской литературе служил символом корыстолюбия. С обличением неправого богатства, к которому стремится герой повести, собирающий деньги за чудесно явившийся хлеб, связано и имя пророка Аггея: ему приписано одно из самых распространенных слов в обличение «златолюбивых».