Том 17 (XVII век, литература раннего старообрядчества)

И сице у них думе идущи, у Феодоры в то время в дому живяху пятерица инокинь изгнаных, и прошахуся у нея, да отпустит их, чтобы и и тут не захватили. А она не можаше насытитися их любве, зело бо радовашеся, зря в нощи на правиле себе с ними Христу предостоящу и на трапезе их с собою ядущих. И сего ради держа их поеле перваго выговору седмиц яко пять[2179], и скорбящим им, глаголаше: «Ни, голубицы мои, не бойтеся! Ныне еще не будет ко мне присылки». Княгиня же Евдокия во вся сия дни с нею и с ними такожде неразлучна бяше и любезную сестру свою в скорбех ея утешаше, и точию на мало время в дом ко князю отъезжала, более же ту[2180] пребываше.

Егда же присп ноября 14 число, рече Феодора старицам: «Матушки мои, время мое прииде ко мне»! Идите вси вы каяждо[2181], аможе[2182] Господь вас сохранит, а мене благословите на Божие дело и помолитеся о мне», яко да укрепит мя Господь ваших ради молитв, еже страдати без сомнения о имени Господни». И тако, любезне целовав, отпусти их с миром.

В мясопуст[2183] же отиде и княгиня в дом свой. И седящи с князем на трапезе и вечеряющи, начат ей князь поведовати, что у них в Верху творится, и рече: «Скорби великия грядут на сестру твою, понеже царь неукротимым гневом содержим и изволяет на том, что вскоре ея из дому изгнати». И сия изрек князь, начат другая глаголати: «Княгиня, послушай, еже аз начну глаголати тебе, ты же внемли словесем моим! Христос во Евангелии глаголе: „Предадят вы на сонмы, и на соборищих их биют вас, пред владыки же и царя ведени будете мене ради во свидетельство им[2184]. Глаголю же вам, другом своим: не убойтеся от убивающих тело и по том не могущих лишше что сотворити”[2185]. Слышиши ли княгини, се Христос сам глаголе, ты же внемли и напамятуй». Княгиня о сих зело радовашеся.

Во утрие грядущу князю ко царю в Верх, моли его княгини, яко да отпустит ю к Феодоре. О же рек «Иди и простися с нею, точию не косни[2186] тамо, мню бо аз, яко днесь присылка к ней будет».

Она же пришедши и укосне в дому ея до нощи, и ждущим им гостей.

И се во вторый час нощи отворишася врата болшия. Феодора же, вмале ужасшися, разуме, яко мучители идут, и яко преклонися на лавку. Благоверная же княгиня, озаряема Духом Святым, подкрепи ю и рече: «Матушка-сестрица, дерзай! С нами Христос — не бойся! Востани, положим начало». И егда совершила седмь поклонов приходных, едина у единой благословишася свидетельствовати истину. Феодора возляже на пуховик свой, близ иконы Пресвятыя Богородицы Феодоровския, княгиня же отиде в чюлан, иже устроен в той же постелной, егоже содела Феодора наставнице своей Мелании, и тамо княгини подобие возляже.

И се Иоаким, архимарит Чюдова монастыря, грядяше с великою гордостию и вниде в постелную дерзьско, и видев ю возлежащу, поведа ей послана себе быти от царя и понуди ю, яко да востанет, да или стоящи или поне[2187] седящи ответ твори противу царских словес, поведенных ему глаголати пред нею. Она же не повинуся[2188] сего сотворити.

Тогда архимарит истяза[2189] ю: «Како, — рече, — крестишися и како еще молитву твориши?» Она же, сложа персты по древнему преданию святых оте и отверзши преосвященная уста своя, и воспе: «Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас! Сице[2190] аз крещуся, сице же и молюся».

Архимарит же паки второе истязание принесе: «Старица Меланья, — а ты ей в дому своем имя нарекла еси Александра, — где она ныне, повеждь вскоре, потребу бо имамы о ней».

Блаженная же Феодора отвеща: «По милости Божии и молитвами родителей наших, по силе нашей, убогий на дом отвесты врата имяше к восприятию странных рабов Христовых. Егда бе время, бысть и Сидоры, и Карпы, и Меланьи, и Александры; ныне же несть от них никогоже».

Думный же Иларион Иванов[2191] ступи в чюлан, и не бе в чюлане света, и видь человека, возлежаще на одра, и вопроси: «Кто ты еси?» Княгиня же отвеща: «Аз князь-Петрова жена есмь Урусова». Он же яко устрашивъся и яко огнем опаляем, въспять въскочи. Видя же архимарит думнаго, сие сотворша, и рече: «Кто тамо есть?» Он же рече: «Княгиня Евдокия Прокопиевна князь-Петра Урусова». Архимарит рече: «Вопроси ю, како крестится». Он же, не хотя сего сотворити, глаголя: «Несмы послани[2192], но токмо к боляроне Феодосии Прокопиевне». Иоаким же паки: «Слушай мене, аз ти повелеваю: истяжи то».

Тогда думный, приступль[2193], вопроси ю и исповеда[2194]. И не отвержеся, но возлежащи на одре и левыя руки лактем подкрепляющися, и десницею сложа персты — великий палец со двема малыми, указателный же с великосредним протягши[2195] — и показуя думному, глаголаше усты[2196], Господа Исуса Сыном Божиим величающи: «Сице, — рече, — аз верую!» Думный же, изшед, повода архимариту. Он же, от великия ярости не могий надолзе терпети, видя свое зловерие благоверными женами попираемо, рече думному: «Пребуди ты зде, дондеже а, шед тамо, повем сие цареви».