Том 17 (XVII век, литература раннего старообрядчества)

И с словом скоро потече, и прииде ко царю. Царю же седящу посреди боляр в Грановитой полате, и приближився близ и пошепта ему во ухо, якоже не точию боляроня ста[2197] мужески, но и сестра ея княгиня Евдокия, обретшаяся у нея в дому, ревнующи сестре своей, «крепце твоему повелению сопротивляется». Царь же рече: «Никакоже[2198], аз бо слышах, яко княгиня тая смирен обычай[2199] имать и не гнушается нашея службы, люта бо оная сумозбродная та». Тогда архимарит человеконенавистне важдаше[2200] на ню, рекущи: «Не точию конечно[2201] уподобися во всем сестре своей старейшей, но и злейши ея ругается нам». Тогда царь рече: «Аще ли тако есть, то возми и тую». Князь же Петр ту стоя и слышав сия словеса, оскорбися[2202], а помощи делу не возможе.

И пришед паки архимарит в дом мученицы, и елицы предстояху пред нею, тех нача истязати, рабынь ея, и аще кии обрящутся[2203] от них ревнующе в вере госпожи своей. Диякон же черной Иосаф стояше вне у дверей и рече ко архимариту: «Вопроси Ксенью Иванову, истяжи Анну Соболеву». И сотвори тако. Они же обе укрепишася и исповедаша, показующе сложение перст, и молитву творяще, о Сыне Божии надеющеся. И поставиша их особь на страну[2204]. Прочии же убоящася вси, и поклонишася. И тех поставиша о шуюю[2205] страну.

И по том рече архимарит боляроне: «Понеже не умела еси жити в покорении, но в прекословии своем утвердилася еси, сего ради царское повеление постиже на тя, еже отгнати тя от дому твоего. Полно тебе жити на высоте, сниди долу[2206]; востав, иди отсюду!» Блаженная же ни сего хотяше сотворити. Тогда он повеле людем взяти ю и нести. И принесоша кресла, и посадивше ю, повеление Иоакимовым, и несоша на низ. Сын же преподобныя Иван Глебович проводи ю до средняго крыльца и поклонився ей созади, она и не видящи его, и паки и возвратися вспять.

Феодору же и Евдокию, возложше на них на нозе железа конския, и посадиша их в людские хоромы в подклете[2207], и заповедаша людем блюсти их стражею, и отидоша.

И по двою дний прииде паки думный Иларион, и снем[2208] с ногу железа, и повеле им ити, идеже поведут. Блаженная же Феодора не восхоте ити, и повеле слугам ея нести ю. И принесше сукна и посадивше ю, несоша повелением думнаго до Чюдова монастыря, с нею же ведена и княгини Евдокия.

И принесоша Феодору, и вшедши во едину от полат вселенских, и по обычаю образу Божию поклонившися, властем же мало и худо поклонение сотвори. Бяху[2209] же ту Павел, митрополит Крутицской[2210], и паки Иоаким, архимарит Чюдовской, и думной, и инии. Блаженная же Феодора не восхоте стоящи глаголати с ними, но седящи ответ им творяше. И много нуждаху[2211] ю, яко да постоит, и не восхоте.

Тогда Павел митрополит начат ей глаголати тихо, воспоминая честь ея и породу: «И сие тебе, — рече, — сотвориша старцы и старицы, прелестившии тя, с нимиже любовне водилася еси и слушала учения их, и доведоша тя до сего безчестия, еже приведене быти честности твоей на судище». Потом же многими словесы кротяще[2212] ю, увещаваху, яко да покорится цареви. И красоту сына ея воспоминаху, яко да помилует его, и да не сотворит дома его разорена быти своим прекословием.

Она же противу всех их словес даяше им премудрыя ответы. «Несмь, — рече, — прельщена, якоже глаголете, от старцов и стариц, но от истинных рабов Божиих истинному пути Христову и благочестию навыкох[2213], а о сыне моем престаните ми многая глаголати, обещах бо ся Христу моему, свету, и не хощу обещания солгати и до последняго моего издыхания, понеже Христу аз живу, а не сыну».

Они же видеша мужество ея непреклонное, и не могуще ея препрети[2214], и восхотеша ю поне[2215] си устрашити. И рекоша ей такову главизну[2216]: «Понеже крепко сопротивляешися словесем нашим, прочее[2217] в краткости вопрошаем тя: по тем Служебником, по коим государь царь причащается, и благоверная царица, и царевичи, и царевны, ты причастиши ли ся?» Она же мужеским сердцем рече: «Не причащуся!» «Вем аз, — рече, — яко царь по развращенным никонова издания Служебником причащается, сего ради аз не хощу!» Митрополит еще: «И како убо ты о нас всех мыслиши, еда[2218] вси еретицы есмы?» Она же паки отвеща: «Понеже он враг Божий Никон своими ересми, аки блевотиною, наблевал, а вы ныне то сквернение его полизаете, и посему яве, яко подобии есте ему».

Тогда Павел Крутицкой возопи велми, глаголя: «О, что имамы створите[2219]! Се всех нас еретиками нарицает!» Иоаким же и той вопияше: «Почто, о, архиерею Павле, нарицаеше ю материю да еще и праведною? Несть се, несть! Не бо Прокопиева дщи прочее[2220], но достоит ю нарицати бесову дщерь!»

Блаженная же отказоваше Иоакиму: «Аз беса проклинаю, по благодати Господа моего Исуса Христа, аще и недостойна, обаче дщерь его есмь». И бысть ей прения с ними от 2-го часа нощи до десятаго.

Потом приведоша благочестивую княгиню и вопросиша. И та подобне во всем мужество показа.