Том 17 (XVII век, литература раннего старообрядчества)

И меня прости, великий святитель, и перьвой час велел без себя допевать, а сам с небольшими людьми побежал к нему. И прибежал к нему, а за мною Резанской[2561]. Я двери, а он в другие. А у нево толке протодьякон, да отец духовной, да Иван Кокошилов со мною пришел, да келейник Ферапонт, и тот трех не смыслит перечесть, таков прост, и себя не ведает. А опричь тово ни отнюдь никово нет. А ево, света, поновлял[2562] отец духовной. И мы со архиепископом кликали и трясли за ручки-те, чтоб промолвил, — отънюдь не говорит, толке глядит. А лихаратка-та знобит, и дрожит весь, зуб о зуб бьет. И мы с архиепископом не могли роскликать и роспрашивали протодьякона, для чево вести ко мне не поведали и ко властем. И он почал говорить то: «Кабы, де, не я, государь, заставил сильно поновлять отца духовнаго, и он бы, де, так и ушел безо всего. Я, де, пришел к нему, а он, де, лежит без памяти, а отца духовнаго выслал вон. И он, де, стоит у дверей, не смеет и войтить. Я, де, почал говорить: „Для чево нейдеш?” И он, де, мне говорит: „Не смею, де, итьтить, станет, де, кручинитца”. И я, де, закричал: „Хотя б, де, бил тебя, и ты, де, шел к нему; видишь, де, и сам, что топере он в нецевелье[2563], потому болезнь та гораздо приняла ево”. И Ивана тово, де, я сыскал, да послал по тебя, государя, и по Казанскаго[2564] и по Резанскаго». И мы спрашивали отца ево духовнаго, каково говорил в-ысповедании. И он сказал: «Горазда, де, тупо понавливалъся. Чуть, де, намечал». Да протодьякон сказывал: «Я, де, даве на великую силу розклика, инде только и молвилъ: „Пошли, де, по государя”, да и только. Да с тех, де, мест и по ся мест языка нет, ка вы и пришли». И я, и Резанской почели кликать. И он, государь, только очьми зрит на нас быстро, а не говорит: знатно то, что хочет молвить, да не сможе. Не могли роскликать никоими мерами. Как есть в лихаратке: как в жар кинет, так то он лежит в забытии. Неведома, какая болезнь-та у нево, святителя, была. Да мы с Резанским да сели думать, как, причащать ли ево топере или нет. А се ждали Казанскаго и прочих властей. И мы велели обедню петь раннею, чтоб причастить. Так Казанской[2565] прибежал, да после Вологотцкой[2566], чудовской[2567], спаской[2568], симоновской[2569], богоявленской Мокей протопоп. Да почел кликать ево и не мог роскликать. А лежал на боку на левом. И переворотили ево на спину, и подняли главу ту ево повыше. А во утробе той знать как грыжа-та ходит, слово в слово, таково во утробе той ворошилось и ворчало, как у батюшка моево перед смертью. Так Казанской учал говорить, чтоб причастить запасными дарами. И велел отцу духовному прощения перед всеми властьми за нево. И причащали ево, святителя, при мне Казанской, Резанской, отец духовной ево да протодьякон. А причащали ево власти без риз, в манатья, без клабоков. А как пожаловали части[2570], и ему уста разымал протодьякон, а он, государь, без памяти лжал, и после причастия почал он, государь, гораздо дышать больно. И почал отец ево духовной говорит: «Велел, де, себя маслом соборовать». И почали облачатца. И к освящению масла приехал Вологотцской, а Ростовской[2571], и Крутицкой[2572], да андроньевской[2573], да здвиженской[2574] и иные прочие черные власти[2575] были в соборе, приспел как час освящению и помазанию маслу[2576]. А отец духовной мой со мною въместе пришел, а причещали без него: он на час вышел. И почели перьвое Евангилие честь. А я у нево стою, а возле меня стоит по правую сторону отец ево духовной, а мой отец духовной по левую сторону у него стоит, под руку ево под левую держит, опадывает рука-та добре. И как прочел Казанской и приложили ево, так после Евангелия тово почал гораздо быстро смотреть на левую сторону ко властем, где масло-то освящают. Да повел очьми теми въверх, да почал с краю тово жатца к стене.