Том 17 (XVII век, литература раннего старообрядчества)

А келейные казны у нево, государя, осталось 13 400 рублев с лишком, а судов[2602] серебреных, блюд и сковородок, и купков, и стоп, и торелей много хороших. А переписывал я сам келейную казну. Так которые суды имал из домовой казны, те все опять отдал в казну. А которые князь-Юрьевские суды[2603], а денги платил он келейные, и я те суды отдавал в домовую казну, которые пригодились, да денги взял по оценке, я и давал по нем же, государе. Да таких судов нашлись 30-ть и больши, что ни каких книгах их нет, ни в росписях. А и прежъпомянутые суды по маленьким памятцам сыскивал я сам, с полторы недели ежедень сам ходил. А то, кобы я сам не ходил да велел переписывать по-прежнему, — и меня прости, владыко святый! — мню, что и половины бы не по чему сыскать, потому что записки нет, не осталось бы ничево, все б роскрали. Реткая та статья, что записано, а то все без записки. Сам он, государь, ведал наизусть, отънюдь ни келейник ни которой ничево судов тех не ведал. А какое, владыко святый, к ним строенье[2604] было у нево, государя, в ум мне, грешному, не вместитца. Не было тово судна, чтоб не впятеро оберчено бумагою или киндяком[2605]. А князь-Юрьевская Шулешева рухледь досталная[2606], которая лежала у нево, света, в чердаке, пищали и сабли, и те все смазаны, отънюдь никакой ржавки нет. А на судах тех отънюдь никакова порошечка нет, не токмо пыли. А которые ево, государевы, камки, и бархаты, и дороги, и тафты[2607] келейные, 12-ть бархатов черных было, и проданы на сторону, потому что худы добре; а что продано в домовую казну и на сторону, и что князь-Юрьевских продано, и тому всему роспись перечневая. А имянной не успел написать. Ей-ей, и то насилу успел написать. А сия роспись подъклеена под сим столбцом. <...>