Том 17 (XVII век, литература раннего старообрядчества)

И на третей, по утру за три часа, пришедше от царя воини, взявше и ведоша мя ко Красному крыльцу. И сверху сошел голова и спросил: «То ли диякон благовещенской?» И они сказаша: «Тот». И повелел голова стрельцом взявше и посадити за караул у Каменнова мосту.

И егда стало свитать, тогда пришел полуголова и велел за собою вести стрельцом безоружным ко Тресвятцкому мосту, и тут приехал думной Дементей[2869] и сказал мне: «Поедь, куды повезут, и не кручинься: сердце царево в руце Божии».

Аз мнел, яко царь в Коломенском[2870] и к нему везут мя на роспрос, понеже подал в церкви тогда челобитную за печатью, — великия дела Божии писаны, — и чаял, сам царь там распрашивать станет: и ево дела были тут писаны.

Егда выде за город, появилися извощики и стрельцы со оружием и, посадивше на телегу, повезли мимо Коломенсково, не вем куды, странным[2871] путем по берегу Москвы реки да по болотам, а не прямою дорогою, ко Угрешскому монастырю, чтоб никто не видал знакомой, куды посадят. И по сем, ехавши, аз оглянулся и увидех: вдаль мене отца Аввакума везут. От Москвы повезли на свету, а на Угрешу привезли в осмом часу[2872]. И как привезли к монастырю нас, и взяли отца Аввакума два стрельца под руки, и обвиша главу его япанчею, и повели на монастырь сторонними[2873] враты, что от рощи. И аз, необычное зря, ужасом одержим, стах, помнех в себе: в пропасть глубокую хотят нас сажать на смерть; начах прощатися со женою и чады и со всеми вами, верными.

И отведше Аввакума, — не ведал, камо его деша, — и пришед полуголова, и велел стрельцом взяти мя тако же, а главу мою со очима рогожею покрыта и до ног. И, приведше, посадиша мя в башню пустую, а бойницы замазали и двери заключили. И по малех днех стал полуголове бить челом, чтобы веску подал жене моей, где сосланы, чтобы жена моя, безвестнаго ради сослания, напрасной смерти не предала себе и души своея не погубила мене ради, грешнаго; и посул давал ему, он же не восхотел отнюдь послати вести: «Царя, де, не смею».

И по триех неделях помысли, окаянный, молити всещедраго Бога, дабы известил сердцу моему Христос, аще неправо что старое наше благочестие и новое что добро. И три дни, грешный, не ел, и ни пил, и не спал, токмо плача милости просил у Творца своего. И Христос, Спас мой, паче еще сердце мое утвердил, яко умрети за все старые, а новаго — совесть моя сложилася сердцу — отнюдь ни во что не приимати: «Все лукавством составлено», — глагола во мне совесть. И не ядши, изнемог. И караулшики, видевше мя изнемогоша, сказали полуголове. И он, пришед, вопросил мя: «Что, де, диякон стар, не ешь?» И яз рек: «Изнемогаю». — «Ино, де, бы призвати отца духовнаго?» — И аз ему рек: «Порадей, пожалуй!» А исповедаться подумах: либо какову смерть нощию внезапу сотворят, и отец, реку, духовной, скажет вестку жене, где мы.

И как аз стал просити духовнаго отца, и полуголова: «Не смею, — рек, — без царева ведома дать». И о том отписал к думному Дементию. И Дементей царя доложил, и царь ево ко властем послал, и власти в монастырь, Павел с товарыщи[2874], грамоту прислали по государеву указу: «Тако, де, покаряется нам; повелеваем его исповедати и причастить». И допрашивал меня игумен монастыря того: «Покаряеши ли ся церкви и собору нынешнему?» И аз сказал противу: «Покаряюся святой соборной церкьви восточной, что прияла древле и держит догматы». И написавши они скаску мою, велели руку приложить. И в полночь прислали ко мне слугу с нею. И аз прочел и увидел: у них написано, что бы мне на предния слова не обращатися. И не хотел руки так приложити: «У меня, — рек, — слов никаких худых не бывало». И слуга мне рек: «Да уж, де, скажут они». И аз подумах: «Уш то, — реку, — в чем аз промолвился где?» И приложил руку, постояв.

А тово не ведах, что в дому моем все перепечатали, и слова многия собиранья были у мене от Божественных Писаний, и старца Спиридония на их отступление[2875] и на лукавыя догматы их, и то все у меня без нас взяли, и ныне не вем, где их девали. И после скаски стал аз просити отца духовнаго, добраго старца, у игумена и полуголовы; и они сказали мне: «Как, де, станешь умирать, тогда дадим отца духовнаго». И аз востал здрав о Христе: «Челом, реку, бью на милости вашей!» И паки писал аз им, что святой соборной и апостольской восточной церкви ни в чем не противлюся.

И после того вскоре дал Бог царю государю сына Ивана[2876] царевича, и тоя ради радости царь нас ис темницы свободил и взяли к Москве.

И опять дияки розпрашивали меня в приказе Патриарше, и аз те же слова говорил, что восточной церкви и догматом ея древним не противлюся. И отдали Павлу краснощокому под начал на двор.