Том 17 (XVII век, литература раннего старообрядчества)

Мало преидох и другаго зрю тамо мучима немилостивно и некоего светла и превыше его стояща, и на главе его венец мученичиск. И глаголет страждущему: „За что мя уби? Занеже аз за благочестие пострадах”. Иному молчащу, яко нему, и мученику глаголющу: „Аз ныне со Христом моим рудуюся, а ты во веки мучишися, во пламени жгом”. Аз же стоях и размышлях, и глагола вож мой: „Сей есть светлоглав мученик Савелий, пострадал за благочестие, и велик мученик есть. А сей, иже стражет, Донския области бывый владетель, зовом Михаило Самарин, и убил сего мученика неповинно, за то мучим есть”[3028].

Мало преидох и видех ино мучение, зело страшно. И глагола водяй мя: „Се есть мучение бреющим брады”. И рече ми аггел: „Зри на мя”. Аз же устремихся очима моима на нь и видех в руце его десной[3029] воображено крестное знамение, якоже благословенная рука Спасова. И нача знаменати себе аггел Господень на главу и на живот, и на правое плече, и на левое. И сказа ми, яко бреющим браду сердце пререзывают у крестнаго знамения, и за то им мучение тяшко, и табак, и хмель — все бесовское ремество[3030]. И паки глагола ми аггел: „Лучше скверно что — впадше в сосуд мыш или ино что — без молитвы ясти, неже з брадотпритым ясти, понеже прокляты суть от Бога”.

И паки видех ино мучение: темно место и люто зело лечащагося и плоть его черьви ядуща, тамо же и сребролюбцы, яко черьвми люто стружема[3031], и скрозь[3032] его яко стрелы пронзают. И глагола ко мне вож мой: „Горе немилостивым! Суд без милости не сотворшему милости”. И се видех ино мучение страшно: демон множество черных и синих лиц и почернела паче смолы, яко зверие дивии рыкаху, и я зря неких, имяху промежду собою старцы и белцы, и наругахуся им, емше змию, связаша им руце, и иных много около их, и во уста им влагаху смрад человечь, и смолою напояху, и огненным жезлием бияху зело люто. Аз же стоях и дивихся сему, помышляху в себе: что сии тако творят человеком? И глагола ми вож мой: „Сии страждут за таиноядение и питие, и за неисповедание помыслом — сим тако суть”. И посем узрех старца в темне месте поругаема от бесов. И глаголя водяй мя: „Се инок обители сея и брата имея по плоти” — и той особь[3033] стояще, яко в туманне месте, и плача. И паки слыша глас от Пресвятыя Богородицы ко аггелом глаголющь: „Поведите людем, яко икона моя не человеческими руками писана[3034] и принесена на возъдусе аггелы, да Быша человецы, молящеся, обрели милость”.

И рече ми вожь мой: „Возвратимася, отнюдужь[3035]изыдох”. Иде вьспять, и се обретеся на пути пропасть велия, и оттуду зловоние исходнике и съмрад зело лют, яко не можах терьпети смрада оного. И яко некотории тамо предстоят у пропасти оной темнообразной и реюще тамо ходящих. И приближихся и мне, и влечяху мя к пропасти оной. Аз же прекрестих лице мое и нача вопити: „Господи, помилуй”. Они жь не ослабляху мя, влекуще, и паки начах вопити ко Пресвятей Богородице: „Владычица моя Пресвятая Богородице, спаси мя грешнаго”. И близ быв пропасти и паки рекох: „Богородице Дево, радуйся, обрадованная, Марие, Господь с Тобою, благословена ты в женах и благословен плод чрева твоего, яко родила еси Христа Спаса, избавителя душам нашим”[3036]. Егда аз глагола стих сей, и еси они темнообразнии изьчезоша яко дым. И паки узрех вожа моего, и рече ми: „Помни стих сей, понеже избавляет от вечным муки глаголющих его с верою. Велика польза християном сей стих”.