Том 17 (XVII век, литература раннего старообрядчества)

Лука ж верижник[310], что был у Троицы, слышах во дни глас неизреченный и звон мног на том же месте: в то время брал ягоды на монастырь Соловецкой. И мнози людие поморцы, егда стояще у острова ко пристанищем, поведаху мне страшная и различная знамения.

По повелению государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии, и по благословению великого государя, святейшего патриарха Филарета Никитича Московского и всеа Русии[311] поставити повеле церковь во имя пресвятыя Троицы[312]. Егда же уготова бревна, прииде игумен Иринарх обложити церковь[313]. И нача класти основание бревны, идеже ныне стоит. Аз же моляше его подвигнути основание повыше, чтоб среди островка. Он же не послуша.

Мне же пререкуще[314] ему о сем. Он же поведа мне: «Сын, де, мой духовной, инок, седех на тони[315] со служебники[316], ловил рыбу красную на Соловецкой монастырь, на усть Кобыльи губы, от того места за две версты. И поведа мне страшно видение: во время полудне седяще ему стрегуще рыбы и видех на том месте столп огнен, до небес восходящи. Он же вскоре посла дву человек своих рыболовцов: „Идете и возвестите ми, что се есть таково дивное знамение?” Они же приидоша на место то, огня же не видяще, токмо от того места восходяще дым и пара. И приидоша к старцу и поведа ему, яко на том месте Быша знамение подле того, идеже келия стояла Усольского дворища». Имени же игумен того старца не поведа.

Во оно же время, при игумене Рафаиле[317], видеще в нощи иноцы и бельцы[318] Соловецкого монастыря над манастырем Анзеръским свет неизреченый. Они же мняще, яко церковь и вси келия от огня погореша. И в той нощи игумен посла дву человек на проповедание[319]. Они же приидоша скоро ко мне и вопрошающе мя и братию: «Что у вас в нощи сей бывша?» Нам же отвещающе: «Ничтоже видехом, токмо милостию Божией хранимы».

Преже мене, грешнаго Елизара, бывшей игумен Ияков виде от Бога откровение о месте Анзерском. Аз же его застах[320]. И поведа, что хощет Бог прославитися на месте сем, и будет монастырь велий и многи святыя. И сам он хотех поставити монастырь на том месте и церковь воздвигнути. И по зависти сопостата врага[321] ня даша ему воздвигнути соловецкия старцы. Он же и до смерти глаголюще: «Аще и не даша мне поставити, а обитель будет на месте сем велия».

Во ино же время стоящу ми пред образом Христа Бога нашего, молящеся со слезами[322] и глаголюще тако: «О, владыко Христе, царю и содетелю[323] мой, что воздам против милости твоей? И ничтоже бо благо сотворих пред тобою!» И видех, яко голуб лице мое крилом тихо приразися и глаголюще тако: «Богу моему и Богу твоему[324] слезы твоя принесу». И тако невидим бысть. И возрадовася душа моя[325], и вся внутреняя в веселии бысть.

Не в кое время преставися брат у нас, имя ему Тихон. Ин же брат, имя ему Тихоний, диявольским навожением украде того брата умершаго две книги. Последи же того по обычаю поюще нам вечерню, — и еще тогда немного братства, четыре брата, — и видех на неких на главе седяще некая сила Божия в голубине образе, на ином же на раму[326] посуде, ко иному же брату полете и скоро сердцу припакнуша крылома, ко иному же паки отвратися. Аз же чюдихся, зря, не ведах тайны[327]. Той же брат прииде во умиление, исповеда ми[328], кланялся и прощение прося.

Во ино же время, мало приимщю сна, лежаще на ложи моем, имуще во устех молитву, и обретохся[329] на некоем месте при горе, недалече от церкви, к восточной стране с пол поприща[330]. И видех умныма очима[331] чюдное видение: седяще на престоле Господа Бога Ветхи деньми[332], якоже описуют иконописцы. С ним же видяще на престоле Сына Божия. На третем престоле Святаго Духа в голубине образе[333]. Чюднаго же зрака[334] их и сияние невозможно списати. Пред ними же стояще аггела, имуще на себе одежду белу, яко снег, держаще в руку своею кадило. И нача кадити, якоже священики обычай имат по чину по трижды. И нача кадити преж Отца и Бога, глаголюще тако: «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу», и поклоняшеся до земли. Прииде же к Сыну Божию, нача кадити, глаголюще сице: «Славословлю тя, Сына, со Отцем и Духом Святым», и поклоняшеся. Прииде же ко Святому Духу кадити, глаголющу: «Прославляю тя, Свята Духа со Отцем и Сыном». Аз же, грешный, приложи сим словесем: «Троица святая, спаси душа наша ныне и во веки веков, аминь». И осщюти сердце свое исполнено радости многи зело.

Егда мне бывают многи скорби от бесов и злых человек, многажды невидимо глаголюще: «Не бойся бесов, Господь с тобою». Иногда же глаголюще: «В терпении стяжите душа ваша»[335]. Многажды и от братий соловецких и пребывающых со мною, наносяще мне скорби, и не могуще терпети, утешающе мя и невидимо глаголюще: «Вы бо силнии есте, немощи немощных носите»[336].