Том 17 (XVII век, литература раннего старообрядчества)

Посем указ пришел, велено меня ис Тобольска на Лену вести за сие, что браню от Писания и укоряю ересь Никонову[548]. В та же времена пришла ко мне с Москвы грамотка. Два брата жили у царицы в Верху, а оба умерли в мор[549], и з женами и з детми; и многия друзья и сродники померли. Излиял Бог на царство фиял гнева своего, да не узнались, горюны, однако церковью мятут[550]. Говорил тогда и сказывал Неронов царю три пагубы за церковной раскол: мор, меч, разделение[551]. То и збылось во дни наша ныне. Но милостив Господь: наказав, покаяния ради и помилует нас, прогнав болезни душ наших и телес, и тишину подаст. Уповаю и надеюся на Христа, ожидаю милосердия его и чаю воскресения мертвым.

Таже сел опять на корабль свой, еже и показан ми, что выше сего рекох, — поехал на Лену[552]. А как приехал в Енисейской[553] — другой указ пришел: велено в Дауры вести, дватцеть тысящ и болши будет от Москвы[554]. И отдали меня Афонасью Пашкову в полк — людей с ним было 6 сот человек. И грех ради моих суров человек: безпрестанно людей жжет, и мучит, и бьет[555]. И я ево много уговаривал, да и сам в руки попал. А с Москвы от Никона приказано ему мучить меня.

Егда поехали из Енисейска[556], как будем в большой Тунгуске-реке[557], в воду загрузило бурею дощеник[558] мой со всем: налилъся среди реки полон воды, и парус изорвало, одны полубы над водою, а то все в воду ушло. Жена моя на полубы из воды робят кое-как вытаскала, простоволоса ходя. А я, на небо глядя, кричю: «Господи, спаси! Господи, помози!» И Божиею волею прибило к берегу нас. Много о том говорить. На другом дощенике двух человек сорвало, и утонули в воде. Посем, оправяся на берегу, и опять поехали впредь.

Егда приехали на Шаманъской порог[559], навстречю приплыли люди иные к нам, а с ними две вдовы: одна лет в 60, а другая и больши, пловут пострищись в монастырь. А он, Пашков, стал их ворочать и хочет замуж отдать. И я ему стал говорить: «По правилам не подобает таковых замуж давать». И чем бы ему, послушав меня, и вдов отпустить, а он вздумал мучить меня, осердясь. На другом — Долгом — пороге стал меня из дощеника выбивать: «Для, де, тебя дощеник худо идет! Еретик, де, ты! Поди, де, по горам, а с казаками не ходи!»

О, горе стало! Горы высокия, дебри непроходимыя, утес каменной, яко стена стоит, и поглядеть — заломя голову! В горах тех обретаются змеи великие, в них же витают гуси и утицы — перие красное, вороны черные, а галъки серые. В тех же горах, орлы, и соколы, и кречаты, и курята инъдейские, и бабы[560], и лебеди, и иные дикие, — многое множество, птицы разные. На тех же горах гуляют звери многие дикие: козы и олени, изубри и лоси, и кабаны, волъки, бараны дикие — во очию нашу, а взять нельзя! На те горы выбивал меня Пашков, со зверями и со змиями, и со птицами витать.

И аз ему малое писанейце написал, сице начало: «Человече! Убойся Бога, седящаго на херувимех и призирающаго в безны, егоже трепещут небесные силы и вся тварь со человеки, един ты презираешь и неудобъство показуешь[561]», и прочая; там многонько писано; и послал к нему[562]. А се бегут человек с пятдесят: взяли мой дощеник и помчали к нему, — версты три от него стоял. Я казакам каши наварил да кормлю их; и оне, бедные, и едят и дрожат, а иные, глядя, плачют на меня, жалеют по мне. Привели дощеник; взяли меня палачи, привели перед него. Он со шпагою стоит и дрожит; начал мне говорить: «Поп ли ты, или распоп?» И аз отвещал: «Аз есм Аввакум протопоп! Говори, что тебе дело до меня?» Он же рыкнул, яко дивий зверь, и ударил меня по щоке, таже по другой, и паки в голову, и збил меня с ног, и, чекань[563] ухватя, лежачева по спине ударил трижды и, разволокши[564], по той же спине семъдесят два удара кнутом[565]. А я говорю: «Господи, Исусе Христе, сыне Божий, помогай мне!» Да то же, да то же безпрестанно говорю. Так горко ему, что не говорю: «Пощади!» Ко всякому удару молитву говорил, да осреди побой вскричал я к нему: «Полно бить-тово!» Так он велел перестать. И я промолыл ему: «За что ты меня бьешь? Ведаешь ли?» И он паки велел бить по бокам, и отпустили. Я задрожал да и упал. И он велел меня в казенной дощеник оттащить: сковали руки и ноги и на беть[566] кинули.