Том 2. Рим / После Рима

Седьмое послание – это подробное обоснование достойной умеренности и скромной независимости. Это ответ не только Меценату, но и Августу с его предложением секретарства. Причины такой позиции понятны. Гораций помнил Филиппы, видел судьбу Мурены, писал стихи о превратности всего земного и не желал более ввязываться в политическую игру. Мало того. В глазах Августа литература слишком тесно была связана с политикой: следовательно, отказ от политики неминуемо вел к отказу от литературы. Творческий кризис такого рода характерен не для одного Горация: известно затяжное молчание Вария, известно, что и Вергилий собирался, закончив «Энеиду», уйти от литературы и заняться философией (Vita Verg., 35). Гораций попытался осуществить этот замысел: его сборник посланий 20 года задуман как последняя книга, с мотивированным отказом от литературы во имя философии в первом послании и с прощальным автопортретом в последнем.

Однако, отказываясь от поэзии, Гораций не собирался отказываться от поэтической славы. В политике он был робок, но в искусстве честолюбив. Он хотел стать мэтром новой школы, наставником литературной молодежи в поэтическом ремесле («nil scribens ipse, docebo», – скажет он в «Поэтике», Ер. II, 3, 306). Объектом своего наставничества он избрал «ученую когорту» молодых аристократов, состоявших при Тиберии (studiosa cohors, Ер. I, 3, 6): к членам этого кружка обращены послания 3, 8 и 9, близок к Тиберию был и Луций Пизон, будущий адресат «Поэтики». Но Гораций плохо рассчитал свой выбор: если в 23–20 годах Тиберий был в хороших отношениях с Августом, выполнял ответственное поручение на Востоке и мог надеяться стать его наследником, то в 20 году с рождением внука Августа от Юлии и Агриппы надежды эти пали, отношения Тиберия с Августом стали холоднее, его окружение потеряло вес в обществе67, а вместе с ним и Гораций. Письма Августа к Горацию становятся суровее: отказ поэта от секретарства был принят еще сравнительно добродушно (хотя и не без яда: neque enim si tu, superbus, amicitiam nostrum sprevisti, ideo nos quoque ἀνθυπερηφανοῦμεν… – Suet., Vita Hor.), но молчание об Августе в книге посланий вызвало уже по-настоящему резкую отповедь, цитированную выше.

Официальное положение новой школы было поколеблено. Это сразу должно было ободрить архаистов, примолкших было со времени нападок на «Буколики» Вергилия и первые сатиры Горация. Из I книги посланий мы видим, что теперь их деятельность вновь оживилась. Поводом к этому послужило издание од Горация в 23 году: их критика была как бы предвестием той травли, которой лет через пять подверглась «Энеида». Основным упреком архаистов был упрек в подражательности; они нападали не только на творчество Горация, но и на деятельность всей новой школы до эпигонов-конъюнктурщиков включительно. Свидетельством тому являются два послания I книги: I, 3 и I, 19.

Послание I, 3 обращено к Юлию Флору, возможному вождю «ученой когорты» Тиберия. Здесь наибольший интерес представляют критические замечания Горация по адресу поэтов-дилетантов Тиция и Цельса (стк. 9–20). Предмет критики Горация – именно подражательность: в лице Тиция критикуется неудачный выбор образцов для подражания (Пиндар68), в лице Цельса – неудачное выполнение подражания, переходящее в плагиат (ne… moveat cornicula risum furtivis nudata coloribus…). В целом стихотворение представляется образцом внутригрупповой «самокритики»: Гораций советует друзьям исправить те их недостатки, которые дают литературным противникам повод для нападок на всю группу.