Том 3. Гражданская лирика и поэмы

Еще при жизни, до войны, когда
был слесарем в токарной мастерской
и то смотрел на каждого, гадая:
годится мне в товарищи такой?

В колонии не все светлы и русы,

не все идут на дружбу и на жизнь;
кой у кого беспаспортные вкусы
и шепоток про финские ножи…

Звереныш с виду — каши с ним не сваришь,

не просветлишь затравленной души;
по пусть он верит: я ему товарищ —
доверится, откроется в тиши.

Я в детском доме сталкивался с тайной,

запрятанною в сердце сироты,
с мечтаньем о судьбе необычайной,
с душою нераскрытой широты.

Бывает, и ругнешься, и ударишь,

и за ворот насыплешь огольцу,
но хуже нет сказать: «Ты не товарищ!» —
мазнет обида краской по лицу.

И по ночам на койках дружбу нашу

сближала жажда вдумываться вдаль:
вот бы попасть в какую-нибудь кашу,
самим узнать, как закаляют сталь!..

Не выспавшись, мы стряхивали вялость,

трудились так, что воспитатель рад,
и у меня — «Товарищ!» — вырывалось
так, как его партийцы говорят.

Еще я помню книгу на колене.

Я в ней ищу ответа одного
и нахожу, что это слово Ленин
всем нашим людям роздал для того,

чтоб знали мы от колыбели детской

до блиндажа окопного навек,
чем должен быть на родине советской
для человека каждый человек.

Я верил, что товарищ мне поможет,

и, может, на войне, среди огня
найдется друг, и он прикроет тоже
товарищеской грудью и меня.

Снег

             бел и чист,
бел и лучист,
бриллиантовый мороз,
серебро
                 берез.
Маскировочный халат
               бел
                        на мне.
Поперек —
                   автомат
         на мокром ремне.
Небо,
        мороз,
                     лес,
          алмазный простор!
Ребята,
                давай здесь
                       разложим костер.
Крепок еще,
                      тверд
            лед на реке.
Этак за двадцать верст
            ухает вдалеке.
Видно,
              вдали бой…
          Вот он и кипяток!
Сахар на всех — мой,
              ваш —
                         котелок.
Хлеб у меня есть,
          мерзлый,
                      как снег.
Больше кило —
                          взвесь,
           хватит на всех.
Воздух костром нагрет,
            славно здесь…
Жалко,
            что книжки нет
             вслух прочесть!..

Жалко, досадно — на фронт не повез ни единой книжонки. Деньжонки были — скопил, а не купил себе книжек. А у костра под стать почитать. Был бы Есенин… Здорово он о клене осеннем! Хорошо — про родимый дом, про мою голубую Русь: «В три звезды березняк над прудом теплит матери старой грусть…» И другого поэта — нашего, свойского — взять бы еще. Да, хорошо бы взять Маяковского, очень понравилось мне «Хорошо!». Помню одну хорошую строчку: «Землю, с которою вместе мерз, вовек разлюбить нельзя…» Вот написал же в самую точку! Жаль, не взял. А с книжкой такою можно и в бой. Только одну имею с собой. Вся на ладони уместится. Два с половиной, как выдана, месяца. На первом листке два ордена есть. Книжечку эту недолго прочесть, а все-таки вынешь дорогою — чувствуешь главное, важное, многое…