Три человека затаились в дзоте,они зрачками щупают меня…Теперь вы и костей их не найдете.Я не стремлюсь узнать их имена.Что мне приметы! Для чего мне имятрех смертников, трех канувших теней?Мой поединок, помните, не с ними, —мой враг страшнее, пагубней, сильней!Вы видите, как факелы дымятся,как тлеют драгоценные тома,как запах человеческого мясавползает в нюрнбергские дома.Вам помнится колючая оградавокруг страдальцев тысяч лагерей?Известна вам блокада Ленинграда?Голодный стон у ледяных дверей?Переселенье плачущих народов,услышавших, что движется беда,смертельный грохот падающих сводов,растертые до щебня города?Мой враг сейчас подписывает чеки,рука его на сериях банкнот,и пулю, что застрянет в человеке,как прибыль, арифмометр отщелкнет.Он всунул руки в глубину Россиии тут — клешней — ворочает и мнет,и тут — на промороженной трясинепоставил он свой черный пулемет.С ним я вступил в смертельный поединок!В неравный? Нет! Мой враг под силу мне.И пух снежинок с каплями кровинокотсюда виден всей моей стране.Кто он, что глядит в узкую щель?Кто он, чужой солдат, ищущий цель?Разве бы я мог так поступить?Мирный его порог переступить?Разве б я мог сжать горло его?Вырвать, поджечь, взять дом у него?Раз он не отшвырнул свой затвор,раз он не отвернул взора, вор,раз он заговорил так сам,раз он загородил жизнь нам, —я доползу к нему с связкой гранат.Я дотащу к нему свой автомат.Пора! Вижу, встал мой товарищ. Крикнул «ура», выронил автомат и посмотрел себе под ноги. Он упал. Я вставил запал в гранату. Отцепил лопату и вещевой мешок. Сзади Матвеев: «Сашка! Ложись!» Вот теперь моя начинается жизнь. Теперь мне ясна каждая складка, кустик, морщинка. Я разбираю отдельно снежинки, какими покрыта лощинка. Ничего! Мне повезет! Вот и дзот, приплюснутый, низкий. Мимо меня — протяжные взвизги. Рядом еще Артюхов ползет. У нас гранаты и полные диски.