Слава — вырезки из газет,сохраняемые в архиве,очень легкие, очень сухие.Для растопки лучшего — нет.Слава — музыка и слованеизвестного происхожденья,но такие, что вся Москвабормотала при пешем хожденье.Слава — это каждый твой пискв папке скапливается почитателем.Слава — это риск,риск писателя стать читателем.Слава — очередь. Длинный хвоств книжной лавке за новой книжкой.Слава — это каждый прохвосттреплет имя твое…Слава — слово злое, соленоешлют вдогонку, зла желая.Слава — слива. Сперва зеленая,после черная, после гнилая.
«Гром аплодисментов подтверждал…»
Гром аплодисментов подтверждалправоту строки, не только рифмы.Словно папы подтверждают Римавременную правоту.Все стихи учились наизустьпоколением, быть может, дажечеловечеством. А книг в продажене бывало.Да, поэзия вошла в случа́й.Задолжали людям неоплатно.По рублю успеха получайна пятак таланта.Прежде недоплачивали всем,нынче всем переплатили.И насытились до дна, совсемлюди.До того стихом обожрались,что очередное поколениеобнаружит к рифме отвращениеи размер презрит.
РАВНОДУШИЕ К ФУТБОЛУ
Расхождение с ровесниками начиналось еще с футбола,с той почти всеобщей болезни, что ко мне не привилась,поразив всех моих ровесников, и при том обоего пола,обошедшись в кучу времени, удержав свою кроткую власть.Сэкономлена куча времени и потеряна куча счастья.Обнаружив, что в общежитии никого в час футбола нет,отказавшись от сладкого бремени, я обкладывался все чащегорькой грудой книги соленой грудой газет.И покуда там, на поле —ловкость рук,никакого мошенства,—позабывши о футболе,я испытывал блаженства,не похожие на блаженства,что испытывал стадион,не похожие, но не похуже,а пожалуй, даже погуще.От чего? От словесного жеста,от испытанных идиом.И пока бегучесть, прыгучестьвосхищала друзей и радовала,мне моя особая участьтоже иногда награды давала,и, приплясывая, пританцовываяи гордясь золотым пустяком,слово в слово тихонько всовывая,собирал я стих за стихом.