Девушки были одеты по-мужски, в штанах. Миловидные, стройные, две высоких, две средних, две маленьких. Эх, черт! Вот бы к высокой, такой гибкой и ловкой, да приставить красивую голову маленькой, да приделать густые, в руку толщиной, длинные косы среднего роста девушки, как ее, Маруся, что ли. Вот бы.
— А которая же из вас начальница над бригадой? — спросил Иван Петров.
— Ну, я бригадирша, зовусь Поля Зубенко, — назвала себя высокая складная девушка и такой улыбкой подарила краснофлотца, что сердце Ивана Петрова сладко замерло.
Над двумя другими комбайнами работали смешанные бригады: девушки, парни, старики.
Вечером из мастерской вышел механик, принял от Поли Зубенко работу, сказал:
— Ну, у тебя, как всегда, на «отлично». Хоть и не смотри. Можете сматываться по домам.
Поля Зубенко пригласила бравого моряка к себе. Но только в дому у них много тараканов, а пусть он ложится спать на сеновале, там и пастух колхозный почивает: теперь, мол, ночи теплые, на сене мягко и легкий дух. Ну что ж, Иван Петров согласен, черт возьми, в крайнем случае и на сеновале. Он в крайнем случае и с пастухом колхозным и со стариком своим на ночлег устроится. Эх, Поля, Поля…
За ужином мать Поли говорила:
— Вот и у меня, вдовы, сынок на фронте, ранение он получил… В плечо, в плечо рану принял, пулей. В госпитале в Пензе-городе нынче… Пишет: поправляюсь, мама, не скучай! А как не скучать? Мать ведь. — Она посморкалась и ушла за перегородку.
Иван Петров с горестью поглядел ей вслед, сказал:
— Да-а-а, слез много проливается, крови горячей того больше. А кто? Гитлер все. Будь он трижды проклят.
— Не давайте передыху немцам, бейте их, а уж мы вам поможем, — промолвила Поля. — Ежели вы, бойцы, стараетесь за храбрость да за уменье в гвардейцы выдвинуться, так и мы тоже. Вот взять мою бригаду, шесть девушек, — мы считаемся теперь за усердие свое гвардейцами тыла… И гордимся этим… Ого! Ходим козырем. Весь план выполнили досрочно, всем носы утерли.
Поля стала рассказывать о том, как с весны на машинно-тракторной станции соревновалось по ремонту несколько бригад. Девушки Полиной бригады вставали на работу до свету, подбирали детали, осматривали механизмы, приводили в порядок режущий аппарат, полотно, молотилку, мотор. Перерыв на обед сократили, питались всухомятку, на ходу. А вечером дотемна работали.
— И отремонтировали мы своей бригадой ни много, ни мало — пять комбайнов.
— Вот это да-а-а!.. — протянул с восхищением Иван Петров. — Вот об этом-то обязательно на фронте расскажу. И обо всем, что видел хорошего у вас. А повидал я много кой-чего… Не знаю, как в других местах, может, там всякие прорывы водятся, а тут пока что — баско! Отрадно, честное красноармейское слово, отрадно. Ты как, Поля, думаешь, подымет это боевой дух фронта?
— Обязательно! — воскликнула девушка.
На следующее утро Иван Петров собрался уезжать.
И снова в лодке. Бухтарма попутным течением несла лодку быстро. На перекатах взмыривали белячки. А вот… Что это такое? Возле берега крутятся силой течения два огромных наливных колеса. Они насажены на вал, уходящий в проем бревенчатого прибрежного сруба.
— А это, батюшка ты мой, — положив весло, сказал старик, — водяная установка называется.
Путники вылезли на берег. К ним подошел рыжебородый крестьянин с дымящейся трубкой в зубах.
— Откудов, проезжающие? — спросил он басом. — О, да никак, матросик? Ишь ты, форсистый такой, и с медалью. В побывку, что ли?
— В побывку. Сильно ранен был. Отпустили отдохнуть.
— Добро. Ну, как там у вас?
— Да ничего, — сказал Иван Петров, — воюем. И крепко воюем!
— Дай-то бог, — сказал крестьянин, и суровое лицо его повеселело. — Ведь мы сводки-то с фронта каждое утро слушаем по радио. Без этого нельзя. И газеты читаем. Мы ведь тут тоже сложа руки не сидим. Вот видишь штуковину-то эту, механизм-то водяной? Теперь мы всецело с электричеством живем, прямо свет увидели. И молотилка от этого же привода работает.
— Этакие молодцы вы, колхозники, — не утерпел Иван Петров.
— Погоди хвалить… Вот через месяц приезжай, тогда хвали. Изгибень-то реки видишь? Ну, так вот за тем мысом будем всецело новые колесья ставить. Там митинг сейчас…
Поплыли к тому месту. Возле каменистого утеса — большое собрание. На берегу штабель бревен и досок. Высокий тощий учитель в очках с горячностью в голосе и жестах говорит собравшимся: