Том 3. Странники. Рассказы. Очерки (1942-1944)

— Вы знаете, товарищи, что на реке Тургусуке — отсюда не так уж далеко — на водяной энергии работает лесопилка, мельница и молотилка. В колхозе «Свободный труд» на реке Осиновке даровая сила движет две молотилки, мельницу, лесопилку и зерноочистительные машины. Там же, товарищи, на берегу Осиновки построена фабрика зерна — это первый в нашем крае колхозный элеватор. Сейчас колхозные мастера-специалисты сооружают там еще одну установку, невзирая на военное время. А может быть, именно потому, что сейчас военное время. Война идет, товарищи! Этим все сказано… — Он откашлялся, посверкал очками и продолжал: — А поэтому мы, колхозники, сегодня же приступим к работам по устройству нашей второй водной установки. Инженер, спасибо ему, из города приехал с чертежами, механик свой доморощенный имеется, материалы имеются, и силы в наших руках хватит… Лишь бы огонь в груди горел… Итак, товарищи…

— Верно!.. — перебил учителя сивый долгобородый дед в старинной шляпе гречневиком. — Дозволь! — И он вскинул вверх тяжелую руку.

— Вали, вали, дед!

— А валить мне нечего. Долго языком молоть не буду. Я, братцы, только насчет огня в сердце… Есть такая присказка старозаветная: «Сумеешь, так и снег загорится, не сумеешь, так и карасин не вспыхнет». Вот вам…

— Золотые твои слова, дедушка Пахом, — заулыбался учитель, и все вокруг заулыбались. — Все от нас зависит, от нашего усердия. Приналяжем, товарищи! Война идет! Пособим государству, пособим великой родине нашей.

Очкастый газетчик, слушая речь, что-то записывал в памятную книжку. И откуда он взялся? Вот черт… Да уж он ли это? Да, он самый: похожая на дыню голова, большущие очки, усы сбриты, на подбородке две рыжих кисточки вроде бороды.

— Здравствуйте, очень приятно, — подошел к нему Иван Петров. — Как это вы столь быстро обернулись? На высоком шесте подняли красный флаг, рыжебородый дядя с суровым лицом в честь торжества грянул из берданки. И работа началась. К месту работ подводились по реке три сплотка с копрами: стали готовиться к забивке свай под перемычку. На берегу и на воде все с азартом принялись за работу.

Лишь один большеголовый и толстогубый парень лежал под березой вверх лицом, храпел.

— Разбудите Кешку! — раздались сердитые голоса. — Он опять лодыря гоняет.

— А какой прок в нем? Он завсегда был поперечником, нешто он станет работать.

Однако Кешку растолкали, он приподнялся, взглянул на людей сонными, припухшими глазами, прохрипел:

— А подите вы со своей работой… знаете куда? — и снова повалился в холодок.

Парни отступились. Подошел рыжебородый с суровым лицом дядя, схватил Кешку за шиворот и поставил дубом. Кешка рванулся и с силой лягнул рыжебородого ногой.

Тут на Кешку бурей налетели девушки, подхватили его под руки и под ноги и потащили, как барана, к яровому берегу.

— В воду его! В реку! Пусть поплавает, очухается! — взахлеб кричали озлившиеся девушки. — Раскачивай, девоньки, раскачивай сильней!..

— Стойте! — заорал благим матом Кешка, цепляясь за платья девушек. — Ну вас… Ладно уж, буду работать. Согласен. Ну вас!

Он засопел, оправил рубаху, чихнул и, нога за ногу, стал спускаться к сплоткам — сваи забивать.

— Почему это он, такой бык, не в армии? — спросил Иван Петров учителя. — Его бы к нам во флот да в водолазы, пускай бы под водичкой в скафандре погулял.

— Годы еще не вышли, — ответил тот. — А между прочим, прошлой зимой он трех медведей в тайге уступал. Вот он какой, чертушка! И знаете что? — вдруг загорелся учитель, снял очки и заморгал воспаленными глазами. — Сейчас работают здесь пятьдесят четыре комсомольца. Они все до единого охотники, великолепные стрелки. Мы добыли из города в наш район три винтовки с патронами, и наши парни учатся боевой стрельбе… Снайперы, настоящие снайперы! Это от природы так, их деды-прадеды охотниками были. Они, молодежь-то наша, из своих малопулек бьют белку прямо в глаз, чтоб шкурку не попортить. И я думаю, что по всему Алтаю мы тысячи снайперов готовим. Да еще каких!

— Это приятно слышать, — широко заулыбался Иван Петров. — Ха! Тысяча снайперов пять фашистских дивизий скосить сможет.

Подошел лохматый агроном в длинных сапогах и грязной куртке с оборванными пуговицами.

— Может быть, вы вообще интересуетесь нашим хозяйством и что мы для фронта делаем? — обратился он к газетчику и к Ивану Петрову. — Я мог бы показать вам птицеферму, еще общественный ледник, где мы копим для армии сливочное масло. Оно будет лежать там до холодов. Ну, что же еще? В птицеферме нашего села двести семьдесят семь породистых кур, — хвалился работяга-агроном. — Мы уже имеем от них семнадцать тысяч яиц. В нашем районе таких птицеферм довольно много. План — к Октябрю доставить на фронт двести тысяч яиц.

— Ого-го, двести тысяч! — воскликнул моряк. — А масла? Записывайте, товарищ писатель.