Том 3. Волшебная страна

Он стал хорошо известен в своих краях — не только в родной деревне, но и во многих других в округе — из-за таланта к ремеслу. Отец его был кузнецом, а юноша наследовал отцу и превзошел его. Смитсоном — Кузнецовым Сыном звался он, пока был жив отец, а потом стал просто Смитом-Кузнецом. Ибо в то время он был лучшим кузнецом между Дальним Истоном и Вествудом и в своей кузне мог изготовить любую вещь из железа. Изделия, разумеется, большей частью были просты и полезны, предназначены для повседневных нужд: орудия для обработки земли и для плотницкого дела, и для кухни, горшки со сковородами, засовы, болты и дверные петли, ухваты, каминные плиты и подковы, и тому подобное. Все изделия были крепки, долговечны и по-своему хороши на вид — приятно было даже просто держать их в руках.

Однако кое-что он делал просто для удовольствия, и эти вещи получались прекрасными, ибо Кузнец мог придавать железу удивительные образы, выглядевшие легкими и изящными, подобно россыпи листьев или цветку, но хранившие суровую силу железа или даже казавшиеся еще крепче. Немногие смогли бы пройти мимо ворот или решеток, сделанных им, не остановившись полюбоваться; никто не смог бы пройти через них, когда они были заперты. Он пел, когда создавал подобные изделия; а когда Кузнец начинал петь, то соседи прекращали собственную работу и приходили к кузне, чтобы послушать.

Это все, что знало о Кузнеце большинство односельчан. В действительности и этого было предостаточно, чтобы затмить славу большинства жителей деревни обоего пола — даже тех, кто достиг многого в своих трудах и умениях. Но стоило бы знать еще кое-что. Ибо Кузнец побывал в Феерии и некоторые ее области узнал хорошо — насколько это доступно смертному. Но, поскольку слишком многие стали похожи на Нокса, говорил он об этом мало с кем, не считая жены и детей. Его женой стала Нелл, которой когда-то он отдал серебряную монетку, дочь они назвали Нэн, а сына — Нед Смитсон. От них Кузнец в любом случае не смог бы утаить секрет. Ибо временами они видели звезду, сияющую у него на лбу, — когда он возвращался после долгих прогулок, которые то и дело совершал в одиночку по вечерам, или из дальних путешествий.

Время от времени он уходил — то пешком, то верхом — как большинство предполагало, по делам; и временами так оно и было, а временами нет. В любом случае Кузнец шел не за тем, чтобы получить заказ или прикупить чугунных чушек или древесного угля, или каких иных припасов, — хотя весьма пекся о таких вещах и, как говорится, умел честно превратить пенни в двупенсовик. В Феерии у него были дела особого рода, и там его привечали; ибо звезда сияла на его челе, и он был в безопасности — насколько может быть в безопасности смертный в том опасном краю. Меньшее Зло избегало звезды, а от Великих Зол его хранили.

За это он был благодарен, ибо вскоре стал мудрее и понял, что к чудесам Феерии нельзя подступить, не столкнувшись с угрозой, и что многим из Зол нельзя бросать вызов без мощного оружия, слишком великого для любого из смертных. Кузнец остался учеником и исследователем, а не воителем; и хотя в свое время он смог бы выковать столь крепкое оружие, что в его собственном мире оно стало бы предметом великих сказаний и оказалось бы достойно короля, он знал, что в Феерии тому оружию цена была бы мала. Так что среди всего, что он создал, не было меча или копья, или наконечника стрелы.

В Феерии Кузнец сперва тихо бродил среди меньших племен и кротких созданий в лесах и лугах прекрасных долин, и у ясных вод, в которых по ночам сияли странные звезды, а на рассвете отражались поблескивающие пики далеких гор. Некоторые, наиболее краткие из своих посещений он тратил лишь на то, чтобы рассмотреть какое-нибудь дерево или какой-нибудь цветок; но позже, в более долгих странствиях, он видел вещи и красивые, и ужасные, о которых не мог ясно вспомнить или поведать своим друзьям, хотя знал, что они живут в глубинах его сердца. Но кое о чем он не забывал, и эти чудеса и тайны остались надолго в его памяти.

Когда Кузнец только начал забредать далеко, то решил, что должен отыскать самые дальние рубежи страны, но великие горы поднялись перед ним, и, идя долгими путями в обход, он вышел наконец на пустынный берег. Он стоял у Моря Безветренной Бури, где синие волны, подобные заснеженным холмам, молчаливо катятся из Бессветья на длинное взморье, неся белые корабли, возвращающиеся с битв на Темном Порубежье, о коих люди не ведают ничего. Он увидел величественный корабль, выброшенный на брег пенной волною, тут же беззвучно опавшей в море. Высоки и грозны были эльфийские мореходы; их мечи сияли, и сверкали копья, и пронзительный свет был в их очах. Внезапно они возвысили свои голоса, и от их торжественной песни сердце человека содрогнулось в страхе, и он пал ниц — а они прошли над ним и исчезли в возвращающих эхо холмах.