9
10
11
12
13
14
Сноски к стр. 203
1
2
– Ты подумай, что ты не увидал бы ни одного бледного, страдальческого лица, никакой заботы, ни одного вопроса о Сенате, о бирже, об акциях, о докладах, о приеме у министра, о чинах, о прибавке столовых денег [и никогда]. Представь, тебе никогда [никому] не понадобилось бы переезжать с квартиры! Уж это одно чего стоит – и это не жизнь?
– Это не жизнь! – говорил Штольц.
– Что ж это, по-твоему?
– Это… обломовщина! [ – сказал Штол‹ьц›.-] [Обломовщина!]
[ – Обломовщина, – повторил Илья Ильич в сильном раздумье. – Помилуй, разве только я один такой? Чего ж тебе нужно еще? Что ж, по-твоему… обломовщина?]
– О-бло… мовщина! – медленно произнес Илья Ильич, удивляясь этому новому слову и разбирая его по складам. – Облом…
Он странно и пристально глядел на Штольца.
– [Какой же] Где же [тот] идеал жизни, по-твоему, что же не обломовщина? Разве [не все к этому стремятся] не все ищут того же, о чем я мечтаю…
– Не все, и ты сам, лет десять, [пом‹нишь›] не того искал в жизни…
– Чего же я искал? – с недоумением спросил Обл‹омов›, погружаясь мыслию в прошедшее.
– Где твои книги? твои переводы? – спросил Штольц.
– Захар куда-то дел, – отвечал Обл‹омов›, – тут где-нибудь в углу лежат.
– В углу! – с упреком сказал Штольц, – в этом же углу [лежит и] лежат и замыслы твои: служить, служить, пока станет сил, потому что России нужны руки и головы [потому] для разработывания неистощимых источников (твои слова), работать, чтоб слаще отдыхать, а отдыхать – значит жить другой, артистической, изящной стороной жизни, жизни художников, поэтов – все эти замыслы тоже Захар сложил в угол… Помнишь, ты хотел после книг объехать чужие края, чтоб лучше знать и любить свой… Вся жизнь – мысль и труд, – повторял ты со мной, – труд хоть безвестный, темный, но непрерывный, и умереть с сознанием, что сделал свое дело… а? в каком углу лежит это у тебя?
Сноски к стр. 204
1
2
3
4
5
6
Сноски к стр. 205
1
2
3
4
Сноски к стр. 206
1
2
3
4
5
6
7
8