Том 5. Переводы. О переводах и переводчиках

Да, главное бедствие наших комментариев (не только «литпамятниковских», а всех) в том, что они дают о каждом упоминаемом имени общеосведомительную справку, а не объяснение, почему оно упомянуто именно в этом месте и что оно должно сказать читателю. Если Евгений Онегин от любовной тоски прочел «Манзони, Гердера, Шамфора» и т. д., то совсем нетрудно выписать из любой энциклопедии справки о том, когда жил и что написал каждый из этих авторов, но очень трудно объяснить, чего именно искал в них Онегин в своем душевном состоянии, что они могли ему дать. (Это так трудно, что среди пушкинистов до сих пор нет согласия на этот счет.) Когда у Пруста мимоходом упоминается, что такой-то персонаж читал то-то, то для французского читателя это готовый его духовный портрет, а для русского читателя — пустой звук. (Любопытно, что в русской, а особенно в советской литературе героя за книгой можно застать очень редко: авторы предпочитают другие способы характеристики его духовного облика.) Об античной литературе не приходится и говорить: комментарий рябит от мифологических имен, но ни в какую систему они не связываются. Однако тому есть свои причины.

Тип современного комментария к переводам античной литературы (будем пока для конкретности говорить о ней) сложился сто с лишним лет тому назад. Тогдашний комментатор мог рассчитывать на то, что его читатель сохранил от школьных лет общее представление о системе античной культуры и позабыл лишь многие частности, о которых и должен ему напомнить комментатор. Это и создало общеизвестный тип комментария к отдельным словам и строчкам — отрывистых справок, рассчитанных на то, что они сами легко улягутся на нужное место в сознании читателя. С тех пор совершились большие культурные сдвиги, античность стала для современного читателя дальше и экзотичнее, чем прежде. Теперь скорее можно рассчитывать на то, что читатель сам знает много частных разрозненных сведений об античности, но в систему они не сводятся. (Например, знает, что и Сократ, и Сенека были философами и умерли героически, но кто раньше, кто позже и какая была разница между их философией, ему неизвестно.) Дать именно эту систему — главная задача современного комментария, желающего делать свое культурное дело; а это требует объяснений не построчно-пословных, а связных, очерковых, тип которых еще не выработан.

Пять лет назад в тех же «Литературных памятниках» вышли трагедии Сенеки в переводе С. А. Ошерова с комментарием Е. Г. Рабинович. Комментатор там решил разгрузить примечания от повторяющихся справок (типа: «Гиады — см. примеч. к предыдущей трагедии, стих такой-то»), а вынес все самое часто упоминаемое или неупоминаемо-подразумеваемое в преамбулу к примечаниям, которая могла бы быть названа «Художественный мир Сенеки». Там были разделы: «Космологический фон» (небо со светилами, Олимп, земля, подземное царство), «Географический фон» (ведь читателю не так важно, что античный Рифей локализуется там-то, а то, что он считался северным краем света и противопоставлялся такому-то южному краю света), «Мифологический фон» (чтобы читатель представлял себе временну́ю перспективу и связь: вначале были Кадм и Пелоп, потом Геракл, потом Троянская война, а связаны они между собой так-то), с картой Греции и родословными таблицами. Я уверен, что для читателя, не ежедневно соприкасающегося с античностью, такие очерки дают больше, чем обычные рассыпные справки типа «Дельфы — город в Фокиде» (а где Фокида, пускай читатель сам догадывается). Если бы издавался не Сенека, а Цицерон, то такому же систематизированному выделению подлежал бы «общественно-политический фон», если бы Петроний — то «материально-бытовой фон» и проч.

Мне много приходилось писать примечаний к разным античным переводам, по многу раз объясняя одно и то же: и восход Гиад, и Рифейские горы, и подвиги Геркулеса. Будь моя воля, я попробовал бы составить универсальный систематический комментарий ко всем русским переводам античных авторов, расположив там все эти «фоны» последовательно и упорядоченно. Такая книга могла бы называться «Путеводитель по античной литературе»; подобные издания есть почти на всех языках. А наподобие ее я хорошо себе представляю и «Путеводитель по французской литературе», и «Путеводитель по русской литературе XIX века» и проч. В самом деле, все мы в любом старом русском романе натыкались, скажем, на слово «исправник», а всякий ли может сказать, что это за должность? А кто и может, знает ли, какая была разница между исправником при Гоголе и при Салтыкове-Щедрине? Честно признаюсь: я не знаю, а очень хотелось бы узнать. И не тогда, когда стоишь перед полкой с энциклопедиями, а тогда, когда читаешь книжку.