Том 6

— Не думали ли вы, Юрий Васильевич, вот о чем? Рассказывая нам жизнь Раскольникова, князя Мышкина, Смердякова, Мити Карамазова, Достоевский, по его собственному выражению, настойчиво обращает нас к мысли, что «высочайшее употребление, которое может сделать человек из своей личности, из полноты развития своего я, — это как бы уничтожить это я, отдать его целиком всем и каждому безраздельно и беззаветно. И это величайшее счастье». Вот когда человек для него совершенен и обожаем.

— Замечательно. Это и есть смысл всех его исканий. Он страстно верил, что эгоисты, «божества в себе», посшибав лбы с жизнью, пройдя через страдания, вину и раскаяние, еще могут увидеть солнце, найти умиротворение духовным счастьем. Показать это раскаяние и умиротворение — высшее призвание литературы.

— Не кажется ли вам, что сейчас само отношение к литературе, в частности и к произведениям Достоевского, становится несколько утилитарным. Читатель приобретает знание о произведении, а не живет муками героев романа. Он скорее конформист, нежели совестливый человек. Явление это распространено на Западе, но захватывает и нас… Слишком рационально современный человек относится к чувствам, сопереживаниям.

— Скорбное противоречие, Арсений Васильевич. Но тому есть и горькое объяснение. Машинная цивилизация жестоко нарушила равновесие человека и природы и очень пошатнула нравственное равновесие. Человек стал терять главное — свою духовную силу, ослаб стержень жизни. Вещи, которые так обильно производят безотказные в техническом отношении автоматы, к сожалению, рождают неудержимость в поглощении, алчность в людях. Вещи превращаются из слуг в господ, а сам человек — в некую жадную машину потребления, теряя свою душу, обменивая ее на предметы удобства, на голубые и малиновые унитазы. Современная цивилизация, а точнее электрический, химический, атомный прогресс, постоянно усиливаемый деловыми предпринимателями и корпорациями, не сделал человека счастливее, духовно богаче. Она, эта цивилизация, вытесняет чувства, рожденные веками в отношениях с природой.

— Значит ли это, что переродились и страсти? Ведь Достоевский-то был убежден, что человек изменится не под действием внешних причин, а скорее в силу перемен нравственных, когда в обществе появятся необходимые для того социальные условия. Он часто думал и писал о сверхчеловеке, способном воплотить в себе все совершенства и стать своеобразной гармонией страстей. Или научно-технический прогресс каким-то иным способом воздействует на чувства и страсти современного человека? Как вы думаете, Юрий Васильевич?

— Когда-то в конфликте человек — общество страсти были в согласии с природой. И человек был с ней в неразделимых отношениях. Он обожествлял ее, любил и ненавидел, смирялся и протестовал… Но машинный прогресс все более ослаблял эти отношения. Уже страсти героев Достоевского были приглушены серым камнем петербургских домов и булыжных мостовых, хотя еще горел огонь желаний и еще властвовали страсти необузданные, лохматые, всё пожирающие. Что же касается современного человека — возьмем, к примеру, Запад, — то цивилизация там принимает порой особенно уродливые формы, и страсти человека отделены от природы неоном, асфальтом, назойливым телевидением, порнографией, наркотиками, поп-музыкой… Перечень этот бесконечен, как стена, которую усердно сооружает современная западная технология, изощреннейшая на всякого рода античеловеческие «проказы». Человеку с такой духовно убаюкивающей помощью уже не надо рассчитывать на силу собственной души, на собственные физические силы, чтобы выстоять в самоутверждении среди глупейшей моды и навязанных соблазнов пластмассовой цивилизации. Хрустящая купюра заслонила ему солнце, а резиновая кукла может заменить подругу. Но, как это ни странно, придавленные, чахлые и вялые страсти таких людей могут быть коварнее и опаснее страстей героев Достоевского и Шекспира. Ибо современные страсти в каменных пустынях городов чаще всего лишены облагораживающей силы, взятой от природы. В них — жестокость, безумие, садистское насилие больной психики.

— И все же Достоевский верил в грядущее совершенство человека, как верим в это и мы. Хотя, конечно же, и в наших социалистических условиях научно-техническая революция — это не только благо, она несет в себе и серьезные нравственные проблемы, на которые нельзя закрывать глаза.