ЛР, 1981, 24 апр., № 17, с. 19 (в статье В. А. Вдовина «Весеннее цветение: Новое о Сергее Есенине», с неточностями).
Печатается по подлиннику (РГАЛИ, ф. 2208, оп. 2, ед. хр. 572). Документ, написанный на бланке Всероссийского союза поэтов рукой неустановленного лица, подписан В. Г. Шершеневичем и Есениным собственноручно.
Год выдачи удостоверения устанавливается на основе сопоставления названия учреждения, указанного в нем (Политическое управление Революционного Военного Совета Республики), с другим документом, сохранившимся в архиве Я. З. Черняка:
«Удостоверение
Дано сие Просветительным отделом политического управления Революционного Военного совета Республики т. Черняк Якову Захаровичу <так!>, командированному в распоряжение Ревоенсовета <так!> Украинской Советской Республики как инструктор-организатор по просветительным целям, что подписями и приложением печати удостоверяется» (РГАЛИ, ф. 2208, оп. 2, ед. хр. 526, л. 1).
Это удостоверение, имеющее дату «12 июня 1919», было, очевидно, выдано Я. З. Черняку после того, как он предъявил в Реввоенсовете Республики документ, подписанный Шершеневичем и Есениным.
К тому же В. Г. Шершеневич, избранный председателем президиума ВСП 21 мая 1919 г., продолжал им оставаться до конца года (подробнее см. коммент. к № I-24 наст. раздела), но в последующие годы уже не избирался на этот пост.
Его общение с Есениным, прерванное отъездом Черняка на фронт, возобновилось после возвращения в Москву. 3 сент. 1921 г. Есенин надписал Черняку сборник «Имажинисты», куда входила поэма «Сорокоуст» (наст. изд., т. 7, кн. 1). Незадолго до этого, в конце июля — авг. 1921 г. Есенин несколько раз публично выступал в Москве с чтением драматической поэмы «Пугачев». Черняк, очевидно, слушал «Пугачева» в авторском исполнении — об этом свидетельствует его незаконченное и неотправленное письмо Есенину:
«Сережа, дорогой, сердце горит о Русском Слове, и сердце же знает закон, воспрещающий чуженину идти во святая святых языка. Но о пламени своем позволь мне сказать тебе — прямому наследнику отеческих закромов поэзии. Ты вырос большой, Сережа. Ты вырос большой. А трудно рос, милый. Оно, Слово, в тебе и текло, и клубилось, и отвердевало камнем полновесным и полноценным — но в болезнях духа совершалось чудесное прорастание, весеннее цветенье песни твоей. Я хорошо понимаю, что значит твоя “Исповедь хулигана”. Я хорошо понимаю, что значит звучать в голос с голосом воющей родины своей — в голос страшной полевой России, — это не снилось городскому жителю, этого не понять ни фабричному, ни умнику, ни порясатам <так!> из бельэтажей. Бог с нею <так!>, с этой беспечною <так!> или слишком озабоченною <так!>, но равно тусклыми сердцем да темным<и> духом, слепым<и> верою, бедным<и> в богатстве люд<ьми>. Глухие.