О МЕДЕИ, КАКО ЛЮБОВИЮ АЗОНОВОЮ ПЛЕНИСЬ
Уготовлену же во мнозе вещей гобзования брашну, настилаются столы, и поставленнымъ чарамъ златым и сребряным многимъ, и належащу времени ясти, царь, хотя всю
благородия своего милость греком показати, по некую дщерь свою посла посылает, да приидет весела праздновати бракъ с новыми гостьми, ихъже онъ царь со многою радостию восприят. Бе бо Оету царю дщи, Медея именем, девица зело красна, отцу единородна и едина будущая наследница в царстве. Яже и в лета браку прииде и бысть уже чертогу достойна, но отроческих летъ себе всее воздастъ хитростей свободныхъ прилежне учению, сице всем сердечнымъ прилежаниемъ хитрости научит, да яко никто ея учение можаше в те времена обрестись. Но ея бисеръ ведения, от негоже паче цветяше, бе хитрость астрономская, яже силами и чинми заклинаний чародейными свет обращаше во тьму, и вскоре ветры изводяше и дожди, и блистания и гради, и страшная земля трясения, речная же течения, кривыми месты текущие, в верхъ излиятись и наводнятись понуждаше. Зимнею бранею паки от древес ветвие отнимаше, в непогодие бурное цвести; младых творя старых, а старых къ юношеской славе приводя. Сию верова древне елинство светила болшая, сиречь солнце и луну, многажды понудив противу естественнаго чина гибнути. Зане по астрологийской истинне, о нейже и та учиннейшая быти пишется, солнце, текущи под гибелнымъ течением, всегда гибнути не имат, токмо егда будет в соединении луны, бывая в хоботе или во главе — яже суть некая разделения некоего круга небеснаго — и не в коемъ иномъ от планит. Зане тогда противу полагаяся луна промеж зрака нашего и солнца, плоть солничную намъ видети видениемъ обычным не оставляетъ, якоже о семъ сказуетъ великаго разсуждения египтянинъ Птоломей.[133] Но она по своимъ силамъ волшебнымъ сие прилучишись сотворив сказуется и егда солнце бе с луною в соединении — еже мы обще глаголемъ: «егда луна обращается»,[134] — но егда бе в его противустоянии отстоят от него седьмью задей, и тогда егда луну обще полну нарицаемъ. Но онъ баснословъ сулмоненский Овидий сице о Медеи, и Оета царя дщери, лживо написуя, предастъ быти веримо, се же да не буди православнымъ! Зане вышний и вечный творецъ Богъ, иже мудростию своею, рече Сыном, вся созда, небесная плоти планитъ под закономъ устрои, и та поставляя вечную заповедь имъ наложи, еже не приидет. Но еже солничная гибель противу естества уставленнаго никогда чтется, токмо егда во плоти Сынъ Божий и себе умилне за ны предастъ страданию, иже егда на кресте предастъ духъ, гибну солнце, луне не сущи тогда в соединении его. Тогда запона церковная раздрася быша, земле трясение грозно, и многая тогда святых телеса от гробовъ восташа. Сего ради егда во дни те Дионисий Ареопагитский,[135] вышший философъ въ естествех, живяше во Афинехъ и бе во училищех прилеженъ, аще бе и опороченъ еллинскимъ заблуждениемъ, но видя во страдании Христове солнце гибнути, ужасенъ, сице рече: «Или Богъ естества страждетъ, или тварь мира разрушится».[136] Сей убо истинный и предвечный Бог, емуже мощно естественная кояждо разрушити и понудити в законе естества погрешити, иже единою единаго себе вернаго молитвою течение солнца противу естественнаго устава его в Гаваоне вонзитись и стати повеле.[137] Сие же о Медеи по баснословию того ради полагается, зане сице о ней баснословне бывше настоящая история не оставляет, и тое бывшу во астрологии и в чародействе искуснейшу не отрекается.Медея же, повеление отцево слышав, аще бе и девица зело красна, понудися, якоже намъ есть обычай, красоту прилагая красоте украшением,
сиречь уряжением. Сего ради урядився доброобразными красотами и царскимъ явлением украшена, к возлежащим трапезе прииде. Ей же сести близ Азона скоро повелеваетъ отецъ.