Том 8 (XIV - первая половина XVI века, переводная литература)

Медея же аки и восприятие единства глаголати со Азоном угоднымъ приключениемъ прият, видя прочих промеж себе иные речи разные глаголати, боязненнаго студа бремя чинно отложив, в первомъ словесном исхождении сице глаголаше Азону: «Друже Азоне! Да непъщуетъ твое благородствие безчинно, ниже худости женские слабости, да не пишет нечто, аще с тобою, яко незнаема, глаголати дерзну. И мне неблагочиннымъ помысломъ тебе к знатию предпозвати. Достойно убо есть да чужу благородну и благодарну спасения совет да подастъся от благородныя, поне позывати благородный благороднаго некоимъ совокупным вежеством долъженъ. Вемъ тя благородна и ведома смелством юношеским в царство сие имети златое руно просил еси. Про тое прошение вем тя пагубе явной вдатися и неложные смерти беде поврещи живот свой. Сего ради твоему благородию и юношеской теплоте спостражду и тебе желаю спасенный совет и помощь угодну спослужити, еюже неврежденъ от толиких бедъ измешися и в желаемые твоего отечества домы здрав возможеши в блазе целости доити. И на сие меня тебе будущу познаеши, аще приятнымъ сердцем моя воспоминания обымеши и мощнымъ соблюдением восхощеши изследити».

Поклонным лицем и пригнеши мышцы, Азон же к реченным словесемъ сице умилнымъ гласом отвеща: «О, благороднейшаа жено и госпоже! Тебе говейнишим сердцемъ моим умилныя благодарения воздаю, яже трудомъ моим сострадати честным изъявлениемъ показуешися. Ея же ради вещи благоволению твоему всего мя излагаю, зане множае паче суть дары благодатныя, яже не просимы, ниже предшедшими благотворении сподоблени подаются». Ему же рече Медея: «Друже Азоне! Веси, колика суть в златорунномъ искании учинена пагубы или нечто слух истинный не ведомь ти, вина тех истинная не прииде въяво? Воистинну его же возможение или воздержание едва или никако смертному человеку мощно, зане божие есть стрежение его и несть в чловеке паче мощъ, якоже можетъ сила его необоримая въ величестве богов. Хто бо невредимъ избудетъ от волов, пламени отрыгающих огненные, кого счасливые прилучаи противу их напасти жаломъ дерзновения наведетъ, зане противу тех наскакая скоро обратится в прах, изгоримъ дымною погибает искрою? Яко аще толь легкою душею поискусити юношески дерзнулъ еси, велиимъ безумиемъ низводишися, зане цена толикия вещи смерть едина состоится. Престани убо, Азоне, аще хощеши чинити мудре, от такова несчастия, не приступай к смертному пределу, иже живота твоего свет конечне отиметъ».

Азонъ же, яко не терпя, к Медеинымъ словесемъ подвижеся, да не множайшая симъ подобная словеса излиет, ее речь пресече и словеса ее расторгнувъ, сице рече: «О благороднейшая госпоже, егда страхомъ словесъ твоих ужасиши мя, веруеши, да жестокими прещении ужасся, престану от начатаго? Еда аще будетъ имети мощно некую славу болшую во всей жизни моей, воздержуся. Аще ли ни, воистинну жив живою укоризною растаю во языцех и всякия лишенъ честныя хвалы вечною нечестию уничижуся. Есть же умышления моего известно смерти мя предати, аще смерти есть цена толикия вещи. Зане разумнаго мужа сущее быти имать, егда некоего начатаго умышления изъявит въ действо, предположити убивство живота, прежде даже от начатаго безчестие пристанет».

Ему же рече Медея: «Есть убо, Азоне, умышления твоего тои известие, да смерть желаеши предложити животу твоему в толь явномъ погублении ближние пагубы. Поистинне благочестию твоему болезную, и на тебе, дерзнувша зело неразсудне, подвижуся утробою милости. Сего ради умышляю, сболезнуя тебе, благаго твоего спасения и исцеления предложити, чести отца моего и моей срамоте не щадети, ниже спасению. Но сего благотворения последи от мене милость наследиши, аще воспоминаниям моимъ повинитися обещаешися и совершити реченная не измениши». И к сему Азонъ рече: «Благороднейшая госпоже! Все, елико повелиши творити, не ложная исполнити тебе обещаваю и боги засвидетельствую».