Читаем Том 8 (XIV - первая половина XVI века, переводная литература) полностью

Глаголем бо души видетелную же и судителную и сущихъ назирателную силу своя быти по естьству ей, боговидныя благодети сих ради в себе навершати образъ. Елма и божественое еже что по естьству есть в сих быти помыслъ сматряеть, внегда назирати всячьская и расъсужати доброе от горшаго. Елика же души в пределе лежат, к коемуждо от спротивных приклонно по своему естьству, ихже сущьственая потреба, или на доброе, или не спротивное ведет сбытие; рекше ярость, или страх, или аще чьто таково от еже в души движение есть, ихже кроме несть видетися естьству. Сия отвне пребывати вменяемъ, заеже в началообразней доброте ниединому же такову видению быти начертанию, яже не всяко на зло некое человечьскому отделена быша животу. Ибо бы Содетель злым вину имелъ, аще отонудь прегрешением быша были нужа вложенъ естьству. Но сущною потребою произволенья или добродетели, или злобе ссуди таковая души двизания бывають. Якоже железо по свету хитреца воображаемо, к коему же аще хощет хитрьствующаго помышление, к сему и въображается — или мечь, или некое земноделное орудие бывает, страху убо послушателное вотваряющю, ярости же мужьственое, боязни же утвержение, желателному же устремленью божественую же и нетленную сладость ходатайствующю. Аще ли отвержеть воженья слово и, якоже некый яздець обьятъ бывъ колесницею, вспять от нея влеком есть, тамо ведом, иде бесловесное устремленье въпраженых несется. Яково жь и в бесловесных есть видети, понеже не настоятельствуеть помыслъ естьствене в тех лежащему движению. Но егда убо к лучшему тех движенье будет, похваламъ быти та, яко Данилу желание,[327] и Финеесу ярость,[328] и доброплачющему слеза, рекше печаль. Аще ли к горшему уклонение будет, тогда въ страсти устремления совращается, и бывають, и именуются.

Зрителное же и разсудителное свойствено, свойство есть благовидному души, елма и божественое в сих достижемъ. Аще убо всякую злобу душа чистотьствует, доброму всяко будеть. Добро же своим естьствомъ божественое. К нему же ради чистоты совокупление имети имат своему совокупляющюся. Аще убо се будет, не ктому потреба есть еже по желанию движения, аще на добро нам владычьствует. Ибо во тме пребыванье имеяй, то в желание света будеть, желание приимет наслаженье. Область же наслажениа праздно и суетно желание сделает, яко ниедино же имущии скудне от еже на благое разумеваемых, та благыхъ сущи исполнение, ниже по причастию добра некоего в добрем бывающи, но сама сущи добраго естьство.

Еже что и быти доброе ум наказует, ниже уповательное движение в себе приемлет, к несущему убо упование действуеть точью. «А еже имать кто, что и уповает?» — рече апостолъ.[329]

Но ниже поминателнаго действа сущих в художьству потребе есть, видящее бо ся вспоминатися не требуеть. Понеже убо всякого блага вышши есть божественое естьство, благое же благому любимо всяко, сего ради и, в себе видящи, и еже имати хощет, и еже хощет имат, ничто от внешних приемлющи в собе. Вне же ея ничтоже, разве злоба едина точью, яже — аще и преславно есть рещи — в небытьи бытье имать. Не бо но ино некое есть злобе бытье — точью сущаго лишенья. А еже воистину сущее — благо естьство есть. Еже убо в сущемъ несть, вне же не быти всяко есть.

Внегда убо и душа, различная вся отвергши естьственая движения, боговидна будет и, превъзшедши желание, въ оном будет, к немуже от желания подвизашеся, не ктому некое упражнение вдавает в собе, ниже упованию, ниже памяти, уповаемо бо имать, о наслажение благыхъ упражнением и память отметает от мысли, и тако преизящную подражаваеть жизнь, свойствы божественаго естьства вьображылися, яко ничтоже той остати от инехъ всех, разве любовнаго ея устроения, естьствене доброму прозябающаго. Се бо есть любовь еже къ благому вжеленному вседушное любление.

Егда убо проста, и единовидьна, и опасно богоподобна душа бывши, обрящеть еже по истинне простое же и невещественое благое оно едино любовное и вжеленное, приплетается убо ему и срастваряется любовным движением же и действомь къ еже присно достизаемому же и обретаемому себе въображающи, и то бывши благаго подобием, еже ей приемлемаго естьство есть. Желанию же во оном не сущю, заеже никоего же блага скудости в немь быти, последованно убо есть и души, въ блазем бывши, отложити от себе желателное движение же и устроение.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека литературы Древней Руси

Похожие книги

История о великом князе Московском
История о великом князе Московском

Андрей Михайлович Курбский происходил из княжеского рода. Входил в названную им "Избранной радой" группу единомышленников и помощников Ивана IV Грозного, проводившую структурные реформы, направленные на укрепление самодержавной власти царя. Принимал деятельное участие во взятии Казани в 1552. После падения правительства Сильвестра и А. Ф. Адашева в судьбе Курбского мало что изменилось. В 1560 он был назначен главнокомандующим рус. войсками в Ливонии, но после ряда побед потерпел поражение в битве под Невелем в 1562. Полученная рана спасла Курбского от немедленной опалы, он был назначен наместником в Юрьев Ливонский. Справедливо оценив это назначение, как готовящуюся расправу, Курбский в 1564 бежал в Великое княжество Литовское, заранее сговорившись с королем Сигизмундом II Августом, и написал Ивану IV "злокусательное" письмо, в которомром обвинил царя в казнях и жестокостях по отношению к невинным людям. Сочинения Курбского являются яркой публицистикой и ценным историческим источником. В своей "Истории о великом князе Московском, о делах, еже слышахом у достоверных мужей и еже видехом очима нашима" (1573 г.) Курбский выступил против тиранства, полагая, что и у царя есть обязанности по отношению к подданным.

Андрей Михайлович Курбский

История / Древнерусская литература / Образование и наука / Древние книги
Древнерусская литература. Библиотека русской классики. Том 1
Древнерусская литература. Библиотека русской классики. Том 1

В томе представлены памятники древнерусской литературы XI–XVII веков. Тексты XI–XVI в. даны в переводах, выполненных известными, авторитетными исследователями, сочинения XVII в. — в подлинниках.«Древнерусская литература — не литература. Такая формулировка, намеренно шокирующая, тем не менее точно характеризует особенности первого периода русской словесности.Древнерусская литература — это начало русской литературы, ее древнейший период, который включает произведения, написанные с XI по XVII век, то есть в течение семи столетий (а ведь вся последующая литература занимает только три века). Жизнь человека Древней Руси не походила на жизнь гражданина России XVIII–XX веков: другим было всё — среда обитания, формы устройства государства, представления о человеке и его месте в мире. Соответственно, древнерусская литература совершенно не похожа на литературу XVIII–XX веков, и к ней невозможно применять те критерии, которые определяют это понятие в течение последующих трех веков».

авторов Коллектив , Андрей Михайлович Курбский , Епифаний Премудрый , Иван Семенович Пересветов , Симеон Полоцкий

Древнерусская литература / Древние книги