Том 9 (Конец XIV - первая половина XVI века, подъем общественного значения литературы)

Максим некто бе ипать в Риме прьвый сьй. Сьй имешь жену прекрасну зраком, доброту безчислинну имущу, врьтограду супртивна добротою, украшаше же жену целомудрие наипаче. Юже видев, царь восхитися добротою и всяку кознь воздвизает, еже получити желание. И убо с мужем жены оное совозвращаася и превышьши явлься, не нося злата, взимает перстень златый его, на извещение быти ему хотению.[172] Посылает же перстень к жене знамением, приити веля ей кь царици. Верова же симъ жена, познавши знамение, и приде въ царскаа. Что же по сих: поем ю царь, осрамоти нуждою. Уведев же сиа Максим и уязвися сердцем, на вражду вооружися, и лукавства всякаа сшиваше, и конечнее уморяет мечем царя,[173] от стражи и добрых вой того лишив, осрамоти же и жену его Евдоксию.[174] Царица же зжалиси о срамоте, и поскорбе, и посылает кь Гизериху уандалскому ризе, на Рим приити устремляет. Прииде убо Гизерих, и приат Рим, поработе горце, и пороби самую царицю и тое девицю.

И убо Рим, вмале ещо царствовав, дръжавы царьские до конца лишися, и варварскимъ ригамъ повинуся и языконачалником дланми их люте смерися. Въцари бо ся Максимъ, иже тогда враждевавый; а по том Анфем, Олимврие великий, а по Олимврие дръжа Майоръ, а по том Клекерие, а по том паки Непотиан, таже Орестъ, и по Оресте сынъ его Ромил[175] власти причастися последний сий. И град великий во градох Рим, Ромила имев в начале[176] узаконена царя, и паки приставльши дръжаву в Ромила, к тому правлениа не име от царей, варваром же подклонився и попран бысть, и сих люте оружием преетъ бывъ, риги виде князя в себе, странам владыки и сатрапи. И лишевсе зле ипать же, и дръжатель, и правитель, и советник, еще же и патрикий, на рамо взем ярем варварский. И бысть первее вол чредний невпражен, в покоре бысть силным орачем и земляными браздами мучитися осужден бысть.

И сиа убо приключишася старому Риму, нашь же новий Цариград доить и растить, крепится и омлаждается, буди же ему и до конца расти, еи царю всеми царьствуя и сицеваго приемшу светла и светоносца царя, великаго владыку и изрядного победоносца, корене суща Иоанна, преизящнаго царя болгаром Асаня, Александра, глаголю, прекроткаго и милостиваго, и мнихолюбиваго, и нищим кормителя, и великаго царя болгаром, егоже дръжаву солнца бесчисльнаа да исьчтет![177]

Но и паки слово на путь наставлено буди, и да скончаетца оставшее слово списанию.

Новому Феодосию[178] ещо младу сущу, провождающу же юный прьвый возрастъ, Аркадиа посади на царских престолех и хранителя пристави егову царству, еже въ синклите пръвие и мудрейшее, и с ними князя перскаго Издигерда;[179] иже уведев наветь на Феодосиа, от некоих сшиваем мужии любомучитель, запрети им наити даже до Византиа со многими ратники крепкими и оружноносци. И убо наветовавше на царя сьтресшеся душами своими от страха варварова,[180] злоумие отвергаше и злонравие, и от совета отставшесе злаго и начинания. Якоже убо благообразное да би поне въ поганых, и дружество неврежденно и междусобную любовь весть муж иноазычен без смущениа хранити, доброе бо от естества всемъ всеяно бысть.

Беше же сестра сему Феодосию, чистообразна и чиста житием, именем Пулхериа,[181] добротою сиающе телеси доброобразнаго и совьтещися се дарми внутренего благолепиа, яже девою соблюсти себе произволивши и чистоте некрадомо хранити сокровище, мужскаго отречеся всячески беседованиа, чистому же радовашеся и красному житию, и теплоту являше на всяко благое дела. Не токмо же свое сице украшаше житие, но и брата своего всякими козньми на всяку добродетель и нрави добрие привлачаше, яже и приведе ему на приобщение браку добротами светящуюся всякими Евдокию, яже обилие имущи доброти личнии. Беше же от Атин великих, к византийскому же красному прииде граду, яко да опадает свою присную братию, яко от отчаа имениа не дающим ей ничесоже, много же паче користное безприкладное, обрете. А еже како сие бысть, словеси малими скажу.