Том 9 (Конец XIV - первая половина XVI века, подъем общественного значения литературы)

Роману же житие земленое оставльшу, Михаил воцарися и приятъ скипетра, иже прежде мала не явлен и смирен человекъ родом. Бе же добръ Михаил не токмо образом, но сиаше и благодатми, ихже добродетели раждают, душевные красоты и умные светила. Разумеаше бо, яко смыслен и в себе сматряше, от каковаго смирениа взыде на царство и от каковые худости на каковую высоту взятся. Темъже бяше благоуветлив, негрьделив, смиреномудръ, прекланяяся вь милость и щедре злостраждущих, утешаа убогих и обогащаа нищиих, и увядше злобою неимения оживляя, и посещая, и грея, и златоструйными водами напаая жаждущиих. Никтоже бо, того видев, отхождаше и слезы точа, никтоже бо, помолився, възвратися скорбя. Нь убо съдръзашеся недугом лютом, якоже Саулъ[224] лукавою удавою бесовскою, и житие болезньно имеша и бедно, или от болезньныих времений омрачаяся и падаа, или нуждныимъ мучителем бесомъ борим. И множицею бо на землю без гласа пометашеся, пены теща из устъ и слины точа, устне имея сине и очи развращене, и гласи испущая злы и неподобны, яко овча. И аще не прикличахуся неции помагающе ему о страсти, биаше главу свою о стену, яко чюжду, От сицевые убо страсти многащи въспрянув, теплейши бываше добродетели делатель и множае прилежаше, еже от сих здравию,[225] и иноческое житие паче жедаше. Бяху же ему единокровницы и от техжде семян, сиречь братиа,[226] мужие злонрави неции, люти и хищници, мужие сластолюбиви, скътни, и злооблични, паче же и свиножителни, и говядопасци, говядаре, мужие овчаре, живущи въ безумии и церовемъ плодом пекущеся и дубовыим желудемъ. Таковемъ убо братиам сущим царевемъ и в злых прьвеньствовавшаго, иже сродством бе прьвый, скоплен сий издалеча детотворные уди, человекъ злоделатель, нравомъ лукав, скврьнноумен, иже прием попечение гирокомства и прочаа вся власти водяше горе и долу и дръжащому точен являшеся строитель. Съй убо увещевает Михаила присьненика сътворити братова си сына[227] царици Зои. Бяху же сиа таковаа, а яже по сих кая? Царь убо Михаил анепсея своего, сице бо нарицашеся, жене своей присняет и кесарским венцем скотнаго украшает, точнаго свини умом. Сам же придавляяся страстию обычною, во одежду облачитца лутшую багряницу, духовным чрьнилом ризы своя очрьнив, и к тишине притек от многомятежного житиа.

Оттоле убо царица прият попечение власти. <...>

VI

ЦАРСТВО КОНСТЯНТИНА МОНОМАХА[228]

Нь царица Зоя, гречьскую власть самодръжца мужа требовати умыслишви, и детемъ въсприятие и рождьства жаждущи, и желающе детородна услышетися чадом мати, — от двею бо врьтоградарю, яко древо, напоившися, дряхла страждаше без племене цела быти, — темъ и мужа некоего красна, именемъ Констянтина из Лезве приводит корабли ветрилоперными, егоже Мономаха нарицаху отчим пореком. Ибо осужден бе в том острове жити от прьваго Михаила царствовавшаго, по иных убо, яко царство покушающься въсхитити, — обоюду бо удръжашеся яжо о нем прослутия, — якоже друзии рекоша, имже неложен языкъ, зане примесися похотне Зои царици. Въ Лезвъ убо осужден быв сьй Констянтин, и вмале не пострадав угашением очным, внезаапу падшу въспять колу чести и скоделю ее инако преврьгьшуся,[229] царь показася и владыка, сий прьвий раб, самовладыка бысть осуждены и самодръжець сьвезаны, и царицю Зою уневещает на брак. Сице неисправлено есть земленородных житие, сице имениа коло, горе и долу текущи, валяет вся мертвная и размешена творит. Похвалы же въообразуют сего Мономаха на бранех убо неискусна и на оружноносие, а въ иных великаго лепна, даролюбива, весела, светлодушна, красолюбива, милостива нравы, даролюбию море, езеро пиванию, из негоже восприемше мнозии потомки добракапелные, из негоже почрьпоша мнози воды живопитателные, пролитиа бо повсюду, източив, явися златопроходный Пактолос,[230] Нил среброструйный. Познаша сего и людие длани любодаровитие, уведяше сего и храми красолюбние руце. Нищи напоишеся и почрьпоша в сытость, всяк храм восприят напояния златоточная. Сице обща река, всюду наводняема, издаваше бо даром нескуднополитная излияния, яко не вь тренныя проходи въ обидимые.[231] Ибо Ксерьксь,[232] грьдый он персом князь, поддобрую тополу въсклонився, яко въ жатву красотами бездушными сад почитаяше. Ового же и камениа, и садовиа, и острови, и пристанища дарми упоишася доброросными и приснотекущими. Сице богату душу, сице велику имеша. И аще кто разумети хощет великодушие его, добросозданные храмъ уверит ему вещь, егоже от основанна въздвиже и от корен прьвыих божественому мученику победоносцу Георгию. Но убо добрыими цвети паче кедра, сице свьтеся добродетелми листвием, яко финиксь, зело недужен бяше плотию прьстною, ногоболием бо тяжким стезашеся, ногама, яко железы твердыми и яко нерешимыми оковы. И убо пребываше весь день в мякких постелях, упокоая свои недужнеи нозе.[233]