Томъ четвертый. Скитанія

— Что за чортъ! — жаловался онъ. — Нигдѣ жить не даютъ!.. Пробовалъ я ремеслу учиться, все равно. Въ Архангельскѣ я скорнякъ, а въ Тюмени они и вниманія не обращаютъ. Я на ярмарку пріѣхалъ, а они говорятъ: «пошелъ вонъ!» Не знаемъ, какъ и жить!..

Оказалось, что и сюда онъ попалъ въ смутной надеждѣ, что на Дальнемъ Сѣверѣ ему разрѣшатъ торговлю.

— Хоть бы у насъ денегъ не было! — жаловался онъ. — Слава Богу, есть чѣмъ дѣло завести!.. Вотъ у моей невѣсты отецъ, богатый человѣкъ, будемъ говорить прямо, — ростовщикъ!.. «Заведи, говоритъ, какое-нибудь дѣло, я свой капиталъ вложу!» Теперь съ процентами плохо, — пояснилъ Гершкензонъ. — Возьми восемь процентовъ годовыхъ, да въ казну пошлину отдай, да расходы. Почти ничего и не очистится. Поневолѣ предпріятіе нужно затѣвать!..

Узнавъ, что я былъ на Чукотскомъ носу, онъ тотчасъ же заинтересовался и принялся разпрашивать.

— Вотъ бы тамъ дѣло завести!.. — мечталъ онъ. — Какъ вы думаете, разрѣшатъ?.. Намъ, евреямъ?.. Я бы цѣлую колонію устроилъ. У меня братъ скорнякъ, другой братъ лайковый мастеръ. Свой пароходъ купимъ, китобойную шкуну заведемъ.

— А кто же у васъ будетъ китовъ убивать? — спросилъ я не безъ изумленія.

— Сами будемъ, — отвѣчалъ Гершкензонъ. — Вы что думаете-съ? Мои братья на Мурманъ ходили, по Бѣлому морю плавали… Въ Архангельскомъ тоже безъ морского промыслу прожить нельзя-съ!.. Какъ вы думаете, разрѣшатъ, а? — приставалъ онъ ко мнѣ. — Какъ вы изъ подъ себя думаете?

— Торговля-то тамъ невелика! — возразилъ я. — Смотрите, не промахнитесь!..

— Ого! — воскликнулъ Гершкензонъ. — Однѣ моржовыя шкуры… У насъ моржевая шкура тридцать рубликовъ ходитъ за штуку, да еще накланяешься!.. Ворвань, усъ, зубъ, пушнина, оленій товаръ. Много кой-чего!.. Можно 300 на 100 нажить.

Глаза его загорѣлись плотояднымъ блескомъ, но тотчасъ же потухли.

— Какъ вы думаете, разрѣшатъ… А? — тревожно повторилъ онъ свой постоянный вопросъ.

Я не зналъ, что отвѣчать ему. Можно ли разрѣшить евреямъ завести первую русскую факторію на Чукотскомъ носу, для того, чтобы архангельская фирма Гершкензонъ съ братьями замѣнила калифорнійскую (и тоже еврейскую) компанію Рота и Блюма, и будетъ ли отъ этого лучше туземцу? Съ другой стороны, не все ли равно, кто будетъ расхищать скудное богатство полярной жизни и получать триста на сто?.. И можно ли сдѣлать, чтобы туземцу было лучше въ этихъ широтахъ?

Пароходъ «Гиринъ», который мои казаки тотчасъ же перекрестили въ «Горюна» представлялъ смѣшеніе языковъ.

Капитанъ былъ чухонецъ, жена его эстонка, одинъ младшій помощникъ — латышъ, а другой — гельсингфорскій финнъ.

Матросы были японцы, носильщики корейскіе, прислуга китайская, даже по-англійски здѣсь говорили плохо. Единственный русскій на пароходѣ былъ старшій помощникъ капитана, и на его плечахъ лежала вся работа. Отъ постоянной возни съ тихо-океанскими народами у него развилась мизантропія.

— Господи! — съ озлобленнымъ отчаяніемъ вскрикивалъ онъ иногда, останавливаясь на бѣгу и взмахивая руками. — Уйти бы отъ васъ! На мачту залѣзть! На маякъ наняться!..

Жизнь на маякѣ вообще была его любимой мечтой.

— Никто тебя не найдетъ, никто не потревожитъ, — часто расписывалъ онъ послѣ второй бутылки пива. — Лампу заправилъ, машинку завелъ и правъ! Туманъ будетъ — въ колоколъ звони. Хочешь — спи, хочешь — трубку кури!.. Воля!

Впрочемъ, человѣкъ онъ былъ въ сущности добрый, и общее количество затрещинъ, разсыпавшихся на пароходѣ, развѣ немногимъ превышало средній тихо-океанскій уровень.

— Нельзя! — объяснялъ онъ мнѣ однажды въ откровенную минуту. — У китайца, оказывается, тоже душа есть!.. Вотъ въ прошломъ году мы везли изъ Чифу рабочихъ во Владивостокъ. Ну, конечно, стоятъ они на палубѣ, какъ бараны, 800 человѣкъ… Стали ихъ на другое мѣсто перегонять… Третій помощникъ одному и залѣпилъ, такъ… мимоходомъ, не очень крѣпко!.. Погодили немного, приходитъ старшій ихній. — Одна китайса говоритъ: «Мой вода падай!» — Зачѣмъ? — «Капитана морда колоти!» — Ну пойдемъ! Посмотримъ! — Стали искать. Чертъ его знаетъ, гдѣ онъ и кто?.. Говорю старшему: — Спрашивай: какой китаецъ хотѣлъ въ воду броситься? — Никто не признается. Боятся, небось, думаютъ въ яму посадятъ. Ну! — говорю: — ищи его самъ, можетъ, ты лицо помнишь!..

«Нѣ, — говоритъ, — мы ного китайса кули!.. Мой не знай!» Стали мы ходить между китайцами. Главное неловко; все-таки онъ человѣкъ, а если сказалъ, то, пожалуй, и сдѣлалъ; по настоящему шлюпку давно спустить надо… Походили немножко, старшій опять говоритъ: «Не надо искать!.. Мой не надо искать, твой не надо искать!.. Пускай падай!.. Китай народъ много! Мало-мало еще падай, пускай!..»

— Правда! — закончилъ Николай Николаевичъ. — Они вѣдь такъ и говорятъ. Сколько ихъ въ Таку перестрѣляли… Наберутъ, можно сказать, первыхъ попавшихся, заставятъ уголь грузить, а потомъ поставятъ по набережной: повзводно пали!.. Я самъ видѣлъ!.. А спросите-ка нашего компрадора (завѣдывающаго грузомъ): «Китай народъ много!.. Мало-мало убивай, ничего!..»